Форум частично закрыт до разрешения безобразной ситуации, связанной с расколом Теософского движения; из-за предательства Зайцевского (Московского) и Кемеровского региональных Теософских Обществ - их предательству идеалам и Учениям Теософии.
Суфизм — это мистическая традиция, цель которой — духовное преображение и совершенство. В основе суфизма лежит любовь и преданность. Только любовь дает человеку возможность отказаться от своего эго, являющегося завесой для постижения истины. Когда сброшен покров самости, открывается наше истинное, божественное Я.
Отправлено: 22.06.08 19:37. Заголовок: Зеркало пишет: вот ..
Зеркало пишет:
цитата:
вот кто меня заинтерисовал так это переводчик: З. Миркина!!!!! не знаю даже как правильно писать его фамилию. он представляется мне действительным эзотериком, потому как сложить в таком звучания слова по русски, доступно только эзотерику
German дал много ссылок по З. Миркиной. Хочется запостить то, что она сама написала о себе:
ОЧЕРК МОЕЙ ЖИЗНИ
Я родилась 10 января 1926 года в Москве у молодых революционно настроенных родителей. Отец – член партии большевиков с 1920 года, участник Бакинского подполья. Мать – комсомолка в красной косынке. В доме была атмосфера глубокой веры в идеалы революции, аскетизма, жертвы во имя своего идеала. Будучи заместителем директора Теплотехнического института, отец получал партмаксимум, т.е. вчетверо меньше, чем на его месте получал бы беспартийный. Я ребенком не слышала никакой дубовой партийной фразеологии, но партия, какой я ее чувствовала тогда, впрямь казалась мне честью и совестью своей эпохи. Так я и в школе чувствовала - может быть, под влиянием микроклимата семьи.
И вдруг – тридцать седьмой год. Половина, если не три четверти родителей моих знакомых детей были арестованы. Мама просила меня звать домой тех, у кого арестовали родителей, быть к ним особенно внимательной. Во-первых, говорила она мне, - бывают ошибки, а во-вторых, представляешь, как это страшно – жить, зная, что твои родители враги. Я только много лет спустя оценила эти слова. Да еще узнала, что отец два месяца спал, не раздеваясь, и прощался с нами не только на ночь.
В 14 лет (40-й год) я задумалась о многих несоответствиях идеологии и жизни. Из кризиса меня вывела книга Бруно Ясенского «Человек меняет кожу». Она убедила меня в том, что сам по себе энтузиазм и вера в идеалы, формирующие новые отношения людей и новую атмосферу, и есть главное, и это важнее всех материальных результатов. Я поняла, что само горение души важнее всего, что из этого горения получается. И я как бы присягнула внутренне на верность этому огню. Но через какое-то время я узнала, что Бруно Ясенский сам арестован и объявлен врагом народа…
Она смыла все вопросы. Эвакуация в Новосибирск. Невероятная ностальгия по Москве в первый год. Невероятное напряжение всех подростковых сил (мне 15-16 лет). Но я до сих пор благодарна 50-й школе Новосибирска, в которой я проучилась в 9-м и 10-м классах. Это была хорошая школа с хорошими учителями. В Новосибирске у меня были первые литературные успехи, пожалуй, более громкие, чем когда-либо потом. Я была редактором школьной стенгазеты и произвела некоторую революцию в этом деле. Выходила газета на семи листах ватмана, занимала весь коридор, и вся наша школа и множество ребят из других школ ломились, чтобы ее прочитать. Но жить было тяжело, мучительный быт. Грань голода. Летом изнурительные работы в совхозе (это называлось трудфронтом)...
В сорок третьем году вернулась в Москву поступать в институт. Поступила на филфак МГУ. Долго сомневалась, имею ли я право заниматься литературой сейчас, когда страна в таком напряжении. Первый год университета дал отрицательный ответ на этот вопрос. То, чем там занимались, показалось мне пустым, суетой. И это тогда, когда гибли люди на фронте... И хотя любила я по-настоящему только литературу, была чистым гуманитарием, я сильно подумывала о том, чтобы сбежать в физику, в инженерию – быть полезной попросту, ощутимо. Только лекции Л.Е.Пинского примирили меня с филфаком. Я почувствовала, что мысль может быть не праздной, занятие литературой и историей мысли – отнюдь не суетой. И поняла я, что этот факультет меньше, чем какой-либо другой, уведет меня от души, от себя самой.
Студенческие годы были очень важным этапом моей жизни. Но, конечно, не университет, как таковой, а то, что происходило с душой, когда я в нем училась. Душа созревала. Очень трудно. Очень болезненно. Меня обступили, кажется, все проклятые вопросы, которые мучили человечество до меня. Но я понятия не имела, что они мучили многих и многих на протяжении веков. Я была одна, наедине с неведомым, с мучительной тайной бытия. Книги, хлынувшие потоком, только подводили к этой тайне, но никаких ответов из них получить я не могла. Библия, с которой я познакомилась примерно в 18 лет, очень захватила, взволновала. Но – только Ветхий Завет. Я чувствовала идущую из него огромную космическую волну, - другой масштаб, другую меру. Новый Завет был мне непонятен. Он ничего не говорил тогда душе. Я выросла в атеистической семье и была убежденной атеисткой. Но примерно к 18-ти годам начала чувствовать, что атеизмом не проживешь, что он мал, куц. И когда прочла у Достоевского (в романе «Идиот») фразу, что все атеисты не про ТО говорят, я поняла, что это так и есть, что эта фраза как бы и из моей души взята.
Огромное место в этот период жизни заняла музыка. Мы с подругой, с друзьями по университету бегали в консерваторию по нескольку раз в неделю, с билетами и без них. И там, на галерке, происходило с душой что-то великое, ни с чем не сравнимое. Сначала это был Чайковский. Особую роль в моей жизни сыграли 5-ая и 6-ая симфонии, затем Бетховен. А когда дошло до Баха, я уже была другим человеком. Началось это с одного органного концерта, открывшего такую внутреннюю бесконечность, о существовании которой я и подозревать не могла. Я написала тогда стихи, сами по себе очень слабые, но то, что заставило их появиться на свет, было огромно. В них была такая строфа:
Бог, человеческий голос органа!
И будь ты подателем силы для битвы,
Клянусь тем аккордом, бескрайностью пьяным,
Ты больше моей не услышишь молитвы!
На первый взгляд совершенно атеистические стихи. На самом деле это было мое первое религиозное стихотворение. Бог из внешнего пространства одним рывком переместился внутрь, в мою собственную внутреннюю бездну. Из внешнего, чужого, другого существа он превратился в глубоко внутреннее, в мою собственную бездонность, в мое иное, великое «Я». Таким образом, еще не прочтя слов о том, что царствие Божие внутри нас, я уже смутно ощутила это в своем собственном опыте. Не Бога вообще, а только внешнего бога, кумира, отвергала душа и отказывалась молиться ему без любви и благоговейного трепета. Напротив, душа впервые ощутила свое божественное начало и великий трепет перед ним, благоговение, любовь.
Однако все это было еще очень смутно. Это приходило и уходило, и душа оставалась как бы в пустыне. И пустыня эта росла и росла. А «проклятые» вопросы подступали все ближе и ближе. Обступали, окружали стеной. Весь мир представлялся мне сплошною раной, сплошным страданием. Весь животный мир поедал друг друга. Да и человек ел животных, и все люди доставляли страдания друг другу. И я не могла не доставлять страданий, что меня совершенно ужасало. Ну вот хотя бы: не могла ответить на любовь и чувствовала, какое приношу страдание. От этого я сама страдала едва ли не больше, а может быть и гораздо больше, чем тот, кого я не могла принять.
Все это было ненормально, болезненно. Я ни с кем не делилась своими переживаниями и даже с виду была одной из самых веселых девочек на курсе. Вот такой парадокс. Однако жить становилось все невыносимей. И поток самообвинений все рос и рос. Как-то так получалось, что я всегда, если можно было с кого-то спрашивать, то спрашивала с себя. Считала себя виноватой перед всеми с полнейшей искренностью. Я была тогда очень далека от христианских книг, не знала никаких фраз вроде «я хуже всех», «я перед всеми виновата», но я именно так чувствовала. Плодотворным и важным мне казался только спрос с себя. Потом я поняла, что я как бы протирала душу, как бумагу ластиком, и дотерла до дырки. Душа стала сквозной, и в нее хлынуло то, что вечно рядом, но так редко проникает внутрь нас. Плотная стена нашего эго обычно не пускает. В какой-то день эта стена вдруг рухнула. Это был совершенно особый день. День кульминации боли. Казалось, еще немного и – сердце не выдержит. Это было на даче. Была гроза. А потом взошло солнце, и ель, которая стоит перед балконом, - вся в каплях, в тысячах крупных дождевых капель – вдруг вспыхнула тысячью солнц. Это было что-то непередаваемое. Потрясение. Душевный переворот. Когда несколько лет спустя я увидела икону Феофана Грека «Преображение», я почувствовала в опрокинутых, потерявших все прежние ориентиры апостолах – то самое, пережитое мной состояние. Свет, небывалый – сверхеъстества – как будто проколол сердце насквозь и не убил, а пересоздал его. Прежде всего появилась полная уверенность, сверхразумная, вне всякой логики, что Творец этой красоты - совершенен. Это сердцу открылось. А затем произошло нечто, что не передашь прямым словом, потому что слова нашего языка однолинейны, а то, что я увидела, была многомерность. И хотя физические мои глаза не видели НИЧЕГО, кроме ослепительной красоты, внутренние мои глаза увидели Бога. И другим словом я этого не передам. Я увидела то, чего представить себе не могла, ибо этого не знала раньше душа. – Новый облик, новый взгляд, новый строй чувств. Я почувствовала взгляд на себе, в котором была бесконечная любовь и покой в одно и то же время. Именно это скрещение любви и покоя было потрясающим. Беспредельная любовь ко мне и совершенный покой за меня, как бы трудно мне ни было. Если бы одна любовь без покоя – это было бы бессильем. Если бы один покой без любви – равнодушием. А вот сочетание их было каким-то сверхмирным внутренним всемогуществом. И в этом взгляде, в этом новом внутреннем строе был ответ на все мои вопросы и на всю боль. Смысл мой не в том, чтобы удовлетворять мои желания, а в том, чтобы преображать их, – в той самой высоте, которую может достичь моя душа и всякая человеческая душа. На этой высоте рождается внутренний свет и всеобнимающая любовь. Сердце чувствует вечность так же ясно, как рука – твердые предметы. – Небесная твердь. И на тверди этой уже ничего не нужно извне. Душа питается из внутреннего источника и находит в нем все для утоления своей жажды и голода. Весь мир в ней, и она раскрывает его для всех.
Но сколько бы я ни говорила, все равно главное остается за словами. Меня точно подняли на великую гору и показали сразу всецелость. Мир был страшным и бессмысленным, когда виделся дробно, по частям. Ни в какой отдельной части нет смысла. Он – в тайне всецелости. Это было мое второе рождение. Мне было 19 лет.
Однако духовный опыт, который я приобрела, соседствовал с нулевым опытом жизненным, не говоря уж о житейском. Мне казалось поначалу, что никто до меня ничего подобного не испытывал, иначе все ответы на вопросы были бы найдены в миг. И вот сейчас я отвечу всем на все вопросы... Я взяла Евангелие, и оно открылось мне мгновенно. Я знала уже все, что говорилось там. Надо было пройти годам, чтобы я поняла: опыт, подобный моему, был не раз и не десять раз, что он повторялся в разных людях, но изменяя всю душу, не мог ничего изменить в мире. Что у людей еще не подготовлены ни глаза, ни уши. «Имеющий уши, да слышит...» – не имели ушей...
И это было новым, невероятным ударом. Мне казалось, что сейчас, вот сейчас я дам людям то, что им нужнее всего. Но... Людям это НЕ БЫЛО НУЖНО. Я стала тяжела для них. Они не могли и не хотели жить на той горе, которая мне открылась. Нет, не плохие и не злые, а хорошие люди, родные, любимые – явно шарахались. Им не выдержать было этого внутреннего напряжения. И я как бы стала запихивать под обычное платье развернувшиеся крылья. Это было непереносимо трудно. И физически я этого не выдержала. Примерно к пятому курсу университета я заболела. Может быть, сказалось все: напряжение военных лет, голод, и, наконец, это внутреннее великое перенапряжение. Я слегла. Пять лет была прикована к постели. Я не могла ходить, не могла читать, я ничего не могла. И я испытывала невероятные муки. Если бы мне раньше сказали, что такое возможно, я попросила бы смерти, как высшей милости. Я и просила. Но безрезультатно. Мечтала о смерти, но о самовольной смерти не могло быть и речи. Я чувствовала одновременно с мукой, что она – мука эта – мое задание, что душа должна СМОЧЬ ЭТО ВЫНЕСТИ. Крест бывает разный. Это – мой крест. И от того, как я его вынесу, зависит что-то бесконечно важное для всех.
Может, вся моя жизнь разделилась на две части – до и во время болезни. Вторая часть длится по сей день. Хотя я давно уже и хожу и работаю. Рассказывать о том, как я научилась заново жить, не буду. Это очень трудно. Скажу только, что наверное так, как учатся ходить по канату. Я научилась. Не слишком хорошо, но научилась. И людям не видно, что я хожу по канату. Им видно, что я хожу, как и все. А то, что у всех земля под ногами, а у меня канат, этого не видно. Держусь за воздух... А, точнее – за ту самую небесную твердь. У меня появился термин – поднырнуть под болезнь. Это процесс, в чем-то напоминающий подныриванье под волны во время шторма. Я хорошо держусь в воде, пожалуй, гораздо увереннее, чем на земле. Не просто в воде, - в море, и поэтому это сравнение для меня естественно. Поднырнуть под болезнь, жить глубже болезни... Когда это удается, я живу и работаю. Мое самолечение – глубокое созерцание, выход в те просторы Духа, которые в самом деле вечны и законам этого мира не подвластны. Мы плохо себе представляем, до чего точно и верно выражение Достоевского, ставшее ходячим: мир красота спасет.
Я стала снова писать. (7 лет не писала). Писать училась заново, как и ходить. Стихи я писала с детства. В периоды «линьки» все рвала. Лет в 18 решила, что со стихами все кончено. И вдруг они начали приходить, как гроза, как буря. Это было счастье и полнота. Но потом это так же оставляло меня, как приходило. Позже я поняла, что двигалась от одного вида творчества к другому. Определение первому дала Ахматова. Второму – Тагор. У Ахматовой есть строки о Музе: «Жестче, чем лихорадка оттреплет, а потом целый год – ни гу-гу». А у Тагора: «Я погрузил сосуд моего сердца в молчание этого часа, и он наполнился песнями».
Теперь (и давно уже) у меня так и только так. И стихи – плод глубокого созерцания. И если душа входит в тишину, в ней все отмывается, сосуд становится чистым и в него натекает нечто из источника жизни. Стихи – следы этого нечто... И, может быть, каждый настоящий стих - прикосновение к источнику жизни.
То, что я стала писать после семилетнего перерыва, очень отличалось от того, что я писала раньше. Полнота жизни приходила не стихийно, в миги творчества, а иначе. Она собственно была постоянным внутренним состоянием, нарушаемым только чем-то внешним – болезнью. Когда удавалось локализовать болезнь, «поднырнуть под болезнь», душа становилась самой собой и была как бы постоянно подключена к источнику творчества, к источнику жизни (это одно). И все-таки стихи еще долго были беспомощными, много более беспомощными, чем до семилетнего перерыва. Училась писать заново. Мастерство – это постоянный труд...
О печатании стихов в начале 50-х годов не могло быть и речи. Но удалось достать работу – поэтические переводы. Я стала переводить советских поэтов разных республик – по подстрочнику. Работа была изнурительной и часто унизительной, хотя стихов подлых я не брала никогда. Но были стихи просто плохие, не подлинные, и переводить их было мукой. Переводила я с 55-го года. Первые переводы – Сильвы Капутикян (плохие переводы, стыжусь их).
У меня были близкие друзья, которым стихи мои были очень нужны. Главная среди них подруга, оказавшая огромное влияние на все мое становление, - Лима Ефимова. Это человек,который мог бы сказать как князь Мышкин: "Я не знаю,как это можно-видеть дерево и не быть счастливым. В ней я почувствовала впервые выход в духовный простор, неограниченный своим ЭГО И хотя она за всю жизнь не написала ни строчки, я чувствовала в ней истинное творчество духа. Эта дружба была бесконечно важна для меня. Она длится до сих пор.
С тех давних лет до сих пор остались мне ближайшими друзьями Роза Сикулер и Вера Шварцман. Что касается Веры,то я считаю её гениальной словесницей.В своей школе она ставила со старшеклассниками удивительные спектакли.Мне казалось чудом,что такое можно делать вместе с детьми.
В 60-м году произошло великое событие в моей жизни – встреча с Григорием Померанцем. Его привезла летом к нам на дачу одна из моих подруг, решившая, что ему надо обязательно услышать мои стихи. Он собирал стихи для первого «Синтаксиса» Алика Гинзбурга – антологии непечатной поэзии. Это кстати был первый журнал, напечатавший (тиражом 30 экземпляров) Бродского, нескольких других поэтов, которых сейчас знают. В 4-м номере должны были быть мои стихи. Но 4-го номера уже не было – Алика арестовали...
“Синтаксис» познакомил нас с Гришей. Вошел молодой человек в белой рубашке с огромной шевелюрой (потом оказалось, что ему уже 42 года – на вид лет 28). Попросил меня почитать стихи. Я начала. И вдруг исчезло ощущение пространства и времени. Все исчезло. Я почувствовала, что так меня еще никто не слушал. Глаза его потемнели и углубились. Они смотрели куда-то вверх и внутрь, и стихи – я это видела – входили глубоко-глубоко в самую бесконечность души. Нечаянно собралось много народу. Он не давал мне отрываться, не давал маме накормить гостей. Просил читать и читать еще. Иногда просил повторить, записывал.
В феврале 61-го года мы поженились. К моменту нашей встречи духовно я была уже совсем сложившимся человеком. Сложилась уже в 19. Когда встретились – было 34. Но физически я вряд ли выжила бы, если бы не Гриша. Со мной с той поры постоянно рядом был человек, деливший мою душу, со всей ее радостью и тяжестью. Человек, которому никогда не было меня слишком много. Я была всегда нужна, и не какой-то кусочек души, я – вся.
Дальше уже все было вместе. И это было бесконечно плодотворно для нас обоих. Как-то в начале 62-го года Гриша сказал мне: «Ты нашла себя в том, как ты пишешь, а я – нет. Я нашел себя в том, как я живу, как я люблю.» Сказал он это спокойно, без тени грусти. Чувствовал, что он нашел главное. Меня бесконечно обрадовали эти слова. Была найдена правильная иерархия. Все, что от него зависит, он делает, остальное не от него. И точно какая-то фея его подслушала. С тех пор он начал писать один эссе за другим, научился «погружать сосуд своего сердца в молчание этого часа», и слова пошли сами собой.
А у меня текли реки, моря стихов, несколько поэм, потом и проза. Прежде всего сказки. А позже эссе о Достоевском «Истина и ее двойники», о Пушкине – «Гений и злодейство», о Рильке – «Невидимый собор» и книга о Цветаевой – «Огонь и пепел», и наконец роман «Озеро Сориклен». Это в какой-то мере автобиография души. Но отнюдь не только. (Может быть, это самая дорогая мне вещь из прозы).
Переводами для заработка я перестала заниматься начисто с тех пор, как мы были вместе. Гриша это отрезал. Я переводила только то, что было мне самой необходимо. Прежде всего Рильке – самый близкий мне поэт из всех. И еще я переводила немного Тагора и арабских суфиев. Это очень важная работа. Она напечатана в БВЛ, в томе «Арабская поэзия средних веков», Ибн аль Фарид и Ибн Араби. Переводы Рильке напечатаны вместе с работой о Цветаевой в книге «Невидимый собор», но больше всего вышло стихов. Наконец, вместе с Гришей была написана книга «Великие религии мира» и составлены две общие книги эссе «В тени вавилонской башни» и «Невидимый противовес» – первая часть наших общих лекций, которые мы уже более десяти лет читаем на семинаре. У нас уже появилась как бы своя община – люди, очень нуждающиеся в том же самом, в чем нуждаемся мы. После наших лекций – долгие беседы, ответы на вопросы. Нам очень дорога атмосфера глубокой подлинности, которая чувствуется на этих встречах. Мне кажется, что здесь идет настоящая духовная работа, работа по прочтению Слова, обращенного к Душе.
Мы хотим, чтобы не только физические глаза, а Душа научилась бы читать. Потому что только она может прочесть Божье Слово. Бог не говорит ни на одном из наших языков. Он говорит светом, тишиной, высотой и глубиной, обнимающими нас.
Зинаида Миркина
Март 2008.
***
Когда б мы досмотрели до конца один лишь миг всей пристальностью взгляда, то нам другого было бы не надо, и свет вовек бы не сходил с лица. Когда в какой-то уголок земли вгляделись мы до сущности небесной, то мертвые сумели бы воскреснуть, а мы б совсем не умирать могли. И дух собраться до конца готов, вот-вот… сейчас… но нам до откровенья не достает последнего мгновенья, и - громоздится череда веков.
***
Он повернул часы и мысли вспять И говорит нам всем, что мы едины И что пора бы нам про это знать.
***
Я дождь люблю за тот неодолимый Наклон вовнутрь. За этот шаг сквозь нас, За то, что он весь сор из сердца вымыл И выплакал прощенья хоть на час.
***
Свет замирал в тот тихий час… Да нет, он не потух. Он просто на глазах у нас Преображался в дух. Не ослепителен, не жгуч, - Простясь со всей тщетой, Луч таял, превращался луч В Дух света, Дух святой…
Отправлено: 22.06.08 21:06. Заголовок: Жизнь Зинаиды - это ..
Жизнь Зинаиды - это увлекательнейший роман-исповедь. Читая это, я как бы прикоснулся к чему-то родному, давно забытому или никогда не вспоминаемому, но к чему-то до умопомрачения родному... Спасибо, Шато!
Шейх заставляет мюрида проделывать множество аскетических упражнений, поститься, бодрствовать по ночам, читать Коран в самых трудных и мучительных позах, заставляет его по сорок дней кряду проводить в полном одиночестве в медитациях и молитвах. Постепенно упражнения начинают приобретать иной характер. Шейх перестраивает мышление мюрида на мышление образное, символическое и начинает вновь вырабатывать в нем упорство и волю, способные преодолеть любое препятствие. Понятно, что, занимаясь своего рода экспериментальной психологией, шейхи вырабатывали в себе ряд свойств, в те времена производивших впечатление чудесных, таких как умение вызывать у мюрида гипнотическое состояние, чтение его мыслей и т. д. Такие способности шейха, конечно, создавали ему репутацию святого и чудотворца и содействовали огромному росту его авторитета. Когда шейх видел, что уже ничему новому мюрида научить не может, он давал ему так называемое иджаза — «разрешение» и отпускал его, предоставляя ему самому собрать вокруг себя учеников и продолжать традиции своего учителя.
Евгений Бертельс. "Происхождение суфизма и зарождение суфийской литературы"
Отправлено: 27.06.08 08:52. Заголовок: Роль суфийских наста..
Роль суфийских наставников, направляющих путников, состоит в усилении духа и его армии, которая есть любовь. Таким образом, сердце суфия освобождается от тисков нафса и его воинств — желаний, очищается любовью и продвигается на уровень духа, глубинного сознания и сокровенного сознания.
Лучи мудрости (Анвар аль-Хикмат) (отрывки) 10) Бедность (дервеши) есть следующее: не стремись к тому, что есть у других, не отказывайся от того, что несут тебе, и не копи то, что приобретаешь. 15) Таджрид (уединение, отделение) есть следующее: освободи свое сердце от беспечности (гафла), свой нафс – от вожделения (хава), а свой язык – от бессмыслицы. 13) Искренность (ихлас) есть следующее: делай доброе дело, ища награды (саваб) от Бога, не желая, чтобы тебя вспоминали за этот поступок и уважали благодаря ему. 17)Счастье есть следующее: освобождение от себя ради приобретения Истинного – Всеславного и Всемогущего. А несчастье – занятость собой и потеря Истинного. 21) Суфий - это путь, по которому идут все, и хорошие, и плохие. Он - облако, дающее тень всем, и дождь, дающий всем влагу. 22) Суфий - это земля, обработанная бороной и политая водой. От нее и стопам не пыльно, и подошвам не больно.
"Смотри, как бы не ограничить себя отдельным верованием и не отвергнуть все остальное, ибо тогда от тебя ускользнет немало блага, —поистине от тебя ускользнет само понимание истины. Храни в себе содержание верований любой формы, ибо Бог слишком необъятен и велик, чтобы полностью заключить Его в одну веру." (Ибн аль-Араби) 33) Обладающий духовным зрением (басира) - тот, кто постоянно следит за своими речами и состоянием, и учитывает свои поступки и поведение. Он, таким образом, имеет такие отношения с мирскими людьми и дела с Чертогами Творца, что в них нет ни повода для упреков в этом мире, ни плохих последствий в том. 35) Самым мудрым из мужей считай того, кто не забывает о Боге. И понимает, что смерть его близка. И не помнит то добро, что он сделал людям, и то зло, что они причинили ему. 36) Быть /мудрым/ мужем значит: тому, кто причинит тебе зло, сделай добро. К тому, кто отказывается от тебя, будь привязан. И того, кто проводит черту потери надежды на тебя, введи в круг милости. 42) Добрый друг тот, кто - в то время, когда ты каким-либо образом свернешь с пути праведности и дороги благодеяния, ступив на тропу непокорности и греха - проявит усердие в наставлении тебя и направлении на праведный путь, считая для себя обязательным помочь тебе [исправиться]. 43) У того, кто ищет друзей без недостатков, - мало друзей. У того, кто упреком встречает каждый промах друзей - много врагов. А тот, кто будет ждать от друзей, чтобы они, в приобретении пользы, предпочитали его себе, будет постоянно в обиде. 44) Когда увидишь, что друг твой общается с твоим врагом, не следует обижаться. Ведь если он верный друг, то не допустит, чтобы тебе был вред от врага. А если он неверный друг, то пусть уж лучше у твоего врага будет такой приятель. 45) Врагам своим говори такие слова, чтобы, если они станут твоими друзьями, тебе не было бы стыдно за свои слова. Если у тебя есть тайна, не открывай ее другу, ведь может быть, он станет тебе врагом. Не причиняй врагу всевозможное зло, ведь он может когда-нибудь стать тебе другом. 48) Друзья бывают трех видов - друзья, друзья друзей и враги врагов. И враги бывают трех видов - враги, враги друзей и друзья врагов. 49) Друг становится врагом из-за обиды. А враг - благодаря милости и великодушию - становится другом. Если не имеешь сил с помощью дара милости привести врагов в круг друзей, постарайся не обратить своих друзей во врагов плохими поступками. 50) Если захочешь дружить с кем-либо, внимательно проверь чистоту его нравов во время его гнева. Если они окажутся чисты, дружи с ним. А если нет, не делись с ним своими тайнами (т.е. не будь ему близким другом). 52) Худший из людей тот, кто враждует с другими, и кого не любят другие, тот, кто считает возможным причинять вред людям, кто не прощает ошибок и не принимает извинений. 55) Искренний друг тот, кто, когда узнает о твоем недостатке, не будет стремиться раскрыть его, а когда услышит о достоинстве, будет показывать его в десять раз больше; когда сделает по отношению к тебе милость, сохранит (скроет) ее в сердце, а когда увидит от тебя пользу, не забудет; когда ты допустишь ошибку в отношении его, он не обидится, а если попросишь прощения - простит. 56) Дружба, которая строится на мирском, по малейшему поводу обращается во вражду. А дружбе ради Бога никакие мирские качества не могут повредить. 58) Умному следует воздерживаться от вражды. Даже если его силы и могущество больше, чем у врага. Так как проявление смелости курильщиков опиума в употреблении яда не является признаком мудрости. 62) Мудрец (хирадманд) - тот, кто не будет ни с кем враждовать, даже если весь мир будет враждебен ему. 64) С тем, кто сквернословит, всем недоволен и плохо себя ведет, все враждуют. Тому, кто не лжет, не нарушает своих обещаний и не обижает людей, все друзья. 126) Духовный рост до благородных степеней требует больших трудов. А спуск вниз со степени почтения происходит из-за малого усилия. Так же как для того, чтобы поднять на плечо тяжелый камень, надо хорошо потрудится, а чтобы уронить его, достаточно небольшого движения. 135) Покой тела заключается в малом количестве еды. А покой сердца - в малом количестве мстительности. 154) Для невежды нет ничего лучше молчания. А если он это понял, то он уже не невежда.
Сообщение: 17
Зарегистрирован: 13.06.08
Откуда: Россия
Отправлено: 01.07.08 17:16. Заголовок: Смотри, как бы не ог..
Смотри, как бы не ограничить себя отдельным верованием и не отвергнуть все остальное, ибо тогда от тебя ускользнет немало блага, —поистине от тебя ускользнет само понимание истины. Храни в себе содержание верований любой формы, ибо Бог слишком необъятен и велик, чтобы полностью заключить Его в одну веру. (Ибн аль-Араби)
Суфизм — это мистическая традиция, цель которой — духовное преображение и совершенство. В основе суфизма лежит любовь и преданность. Только любовь дает человеку возможность отказаться от своего эго, являющегося завесой для постижения истины. Когда сброшен покров самости, открывается наше истинное, божественное Я.
Интересно. Я как раз переписываюсь с людьми, практикующими суфизм. Они, в основном, кружатся. Однажды я и сам кружился в группе, ощущения интересные, но с непривычки, желудок взбунтовался. :-)
"Суфийское кружение — одна из самых древних техник, одна из самых мощных. Она настолько глубока, что даже единовременный опыт может сделать вас совсем иным.
Суфийские кружения – это древняя практика молитвы в движении, которая основывается на Зикре - повторении имени Бога и направленная на очищение сознания и осознание вселенской любви.
Суфийское кружение позволяет вывести сознание из головных чакр, способствует преобразованию энергии и вхождению в состояние халь. Существуют различные модификации этой техники. Кружение может осуществляться под музыку или без таковой, с использованием мантр, без определенной концентрации или с концентрацией в тех или иных энергоструктурах организма. В последнем случае кружение может способствовать их развитию и совершенствованию.
Кружащийся дервиш является проводником космической энергии, он принимает в себя силу неба и отдает ее земле, оставаясь при этом совершенно пустым, свободным от мыслей, желаний и нужд.
Место, где кружатся суфии, сохраняет эту энергию в течение некоторого времени. В старину дервиши кружились в людных местах, очищая пространство и приводя его в равновесие.
Дело суфия - донести до сознания мира одну простую вещь - можно погрузиться так глубоко в свое сердце, что увидишь - там, внутри, ты един со всей жизнью, со всеми душами, и извлечь из этого источника гармонию, красоту, мир и силу.
Церемония вращений дервишей ордена Мевлеви восходит к вдохновению, пришедшему к великому персидскому мистику и поэту Джалал ад-дину Руми , открывшему и проявившему через экстатический танец вращения тайны мироздания.
Со временем кружения стали основой суфийского ритуала Сема (слушание), в котором празднуется путешествие души к Богу. Исполняя ритуал, дервиши кружатся вокруг оси своего сердца и одновременно двигаются по кругу. Проходя сквозь усилия по очищению себя душа растет, встречается с Истиной и движется к Совершенству.
Это практика МЕДЛЕННЫХ вращений. Погружение в молитву (воспоминание о Боге), сопряженную с вращением вокруг своей оси и дыханием. В процессе практики, через внутреннее усилие (!) и одновременное отпускание усилий, происходит очищение и погружение во внутреннее пространство.
Кружитесь с открытыми глазами, как это делают маленькие дети, как будто ваша внутренняя сущность стала центром, а все ваше тело стало колесом, движущимся гончарным кругом.
Вы — в центре, но все тело движется.
Рекомендуется ничего не есть и не пить за три часа до кружения. Лучше быть босиком и в свободной одежде.
Медитация делится на две стадии — кружение и отдых. Для нее нет определенной продолжительности — она может длиться часами, но, по крайней мере, один час, чтобы полностью ощутить водоворот энергии.
Кружение осуществляется в направлении против часовой стрелки, правая рука — вверх, локоть поднят, левая рука — вниз, локоть опущен. Люди, которые чувствуют неудобство от вращения против часовой стрелки, могут выполнять его по часовой стрелке. Пусть ваше тело будет ненапряженным, а глаза открыты, но не сфокусированы, чтобы образы стали расплывчатыми пятнами, стали текучими. Оставайтесь молчаливыми.
В первые пятнадцать минут вращайтесь медленно. Потом постепенно увеличивайте скорость за последующие тридцать минут, пока вы не станете водоворотом энергии — периферия является бурей движения, но свидетель в центре них неподвижен.
Когда вы кружитесь настолько быстро, что не можете оставаться в вертикальном положении, ваше тело упадет само по себе. Не делайте это падение результатом своего решения и не пытайтесь организовать его поудобнее: если ваше тело расслаблено, вы упадете мягко, и земля поглотит вашу энергию.
Когда вы упали, начинается вторая стадия медитации.
Тут же перевернитесь на живот, чтобы коснуться земли обнаженной частью пупка. Если кто-то чувствует сильное неудобство, лежа таким образом, он может лежать на спине. Чувствуйте, как ваше тело сливается с землей, будто малое дитя прижалось к материнской груди. Держите глаза закрытыми и оставайтесь пассивными и молчаливыми, по крайней мере, пятнадцать минут. После медитации будьте настолько тихи и неактивны, насколько возможно. Некоторые люди могут почувствовать тошноту во время медитации кружения, но это ощущение исчезнет через два-три дня. Если тошнота останется, прервите медитацию.
После выполнения упражнения необходима релаксация.
Также требуется полное доверие к технике, полная "раскрытость" во время выполнения упражнения. Его длительность определяется индивидуально и может варьироваться от нескольких минут до нескольких часов." https://plus.google.com/101985400442083672444/posts/fb36e84QX21
Дело суфия - донести до сознания мира одну простую вещь - можно погрузиться так глубоко в свое сердце, что увидишь - там, внутри, ты един со всей жизнью, со всеми душами, и извлечь из этого источника гармонию, красоту, мир и силу.
Теперь былков нам про Единство толкует, как всегда ничего не понимая
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума