Форум частично закрыт до разрешения безобразной ситуации, связанной с расколом Теософского движения; из-за предательства Зайцевского (Московского) и Кемеровского региональных Теософских Обществ - их предательству идеалам и Учениям Теософии.
«Карательный аппарат "революционной власти" — говорил Дзержинский в своей записке от 17-го февраля 1922 г. — "должен был представлять кристально-чистый институт народно-революционных судей и следователей, снабженных чрезвычайной властью". Слишком поздно было уже в 1922 г. говорить о том, что должно было быть, следовало уже говорить о том, что вышло. "Сотрудники Ч. К." — утверждал дальше шеф этого института — "выбирались заботливо из состава партии и состояли из идейно чистых и в своем прошлом безукоризненных лиц, ибо только при таком качественно-преобладающем элементе своих служащих Ч. К. была в состоянии выполнить порученный ей революционным пролетариатом (?!) обязанности". Даже, если бы это было так в действительности, то атмосфера произвола, установленная самими творцами новой политической полиции в России, неизбежно развратила бы лучшие даже элементы. Историограф Ч. К. Лацис сам должен был признать, что необходима постоянная смена работающих: "как бы честен не был человек, каким хрустальным сердцем он не обладал, работа Ч. К., протекающая в условиях, исключительно действующих на нервную систему и притупляющих чувства этическия, дает себя {273} знать. Только редкие сотрудники вне влияния этих условий работы". Деятельность Ч. К., по свидетельству Лациса, повлияла разлагающим образом "на многих, не окрепших характером молодые коммунистов".
В Ярославской губ. Ч. К. был следователь, бывший водопроводчик. В начале он "работал хорошо, а потом начал пить". "Был у него друг-гармоньщик, с которым они вместе пьянствовали. Вот он напьется и идет допрашивать арестованных. А чтобы ему не скучно было, он с собой и друга своего брал. Этот допрашивает, а тот на гармошке наигрывает… Был он малограмотный. Писать настоящаго заключения не мог и только выводил каракулями: "белай расхот". Эта эпическая картина из быта Ч. К. нарисована одним из бывших следователей той же Ярославской губернской Ч. К., сидевшим в подвале губчеки с автором статьи "Штрихи тюремнаго быта" в сборнике "Че-ка"…
Чекисты — это привиллегированные во всех отношениях элементы новаго "коммунистическая" общества — и не только по полноте власти, но и по внешним материальным условиям быта.» VIII. «Краса и гордость» / «Красный террор в России 1918–1923» Мельгунов С. П.
Отправлено: 02.05.20 07:27. Заголовок: Почему Путин не хоче..
Почему Путин не хочет помогать людям пережить коронавирус? «Правительства развитых и даже многих развивающихся стран тратят сейчас огромные деньги на прямые выплаты своим гражданам. Эту стратегию поддерживает большинство известных экономистов. Почему это так важно? Даже в благополучной Америке у 32% населения нет вообще никаких накоплений (https://finance.yahoo.com/news/58-americans-less-1-000-090000503.html) и еще у 26% накопления меньше 1000 долларов. То есть почти 60% граждан США не могут прожить за счет сбережений даже одного месяца, именно поэтому критически важно им помочь напрямую деньгами в момент массовых увольнений и остановки экономики, чтобы они могли элементарно свести концы с концами.
В России ситуация намного хуже. 64% россиян (против 32% в США) не имеют никаких накоплений (https://www.rbc.ru/economics/31/03/2020/5e7dd7c59a7947c7f63c1e66) и еще 21% обладают накоплениями, которых хватит не больше, чем на месяц жизни. Значит, в России так же критически важно массово поддержать граждан прямыми выплатами. У нас есть значительный фонд национального благосостояния, который позволяет осуществить достаточные выплаты всем гражданам, чтобы они могли пережить трудные времена.
Почему Путин так отчаянно не хочет раздавать деньги? Ответ на этот вопрос банальный. Ему действительно жалко денег для народа. Несмотря на свой имидж народного политика, который разгромил олигархию, поднял Россию с колен и заставил природные богатства работать на благо простого народа, все обстоит ровным счетом наоборот. Путин подчинил все ресурсы России узкой группе дружественных олигархов и именно на них держится его власть, и именно им он помогает в трудный момент, причем помощь идет зачастую за счет народа. Несколько примеров. Во времена кризиса 2008-2009 гг. (в 2009 г. ВВП России упал на 7.9%) многомиллиардные ресурсы бюджета были направлены на помощь олигархам, а не помощь населению. Антисанкции 2014 г. – это тоже помощь сельскохозяйственным олигархам за счет населения (народ вынужден переплачивать за продукты, тем самым формируя сверхприбыли крупных агрохолдингов). Недавний запрет импорта дешевого бензина также направлен на то, чтобы поддержать нефтяных олигархов за счет населения, которое вынуждено значительно переплачивать за бензин по сравнению с мировыми ценами. Поэтому можно предположить, что Путин не спешит тратить ФНБ именно для того, чтобы иметь возможность потратить его на поддержку олигархов. К примеру, долг только одной Роснефти составляет 47 млрд долларов (https://www.interfax.ru/business/683181). При такой нефтяной конъюнктуре не факт, что Роснефть сможет его успешно рефинансировать и обслуживать. Значит, очень скоро Сечин попросит помощи из бюджета (пакет акций стоимостью 308 млрд рублей он уже получил в марте https://www.bbc.com/russian/features-52097335). ФНБ на данный момент составляет 12.8 трлн рублей, или 170 млрд долларов. Если учесть аппетиты всех путинских олигархов – Сечина, Ротенбергов, Тимченко, Дерипаски, Усманова и прочих, то окажется, что это не так уж и много. А у них у всех впереди непростые времена. Ведь упала не только цена на нефть, но и на другое сырье – газ, алюминий, сталь.
Почему Путин отдает предпочтение олигархам, а не населению? В этом заключается суть вертикали власти и компенсации ее участникам. Напрямую чиновникам перечислять миллионы и миллиарды из бюджета, видимо, Путину некомфортно. Все деньги должны пройти процесс отмывки через олигархов. И Медведев, и Володин, и Шувалов и прочие чиновники свои дворцы формально не на бюджетные деньги купили. Им эти деньги/активы по каким-то мутным схемам перегнали олигархи. Властная верхушка кровно заинтересована в сохранении богатого и здравствующего олигархического сословия. Они прекрасно понимают, что значительная часть бюджетных миллиардов, перечисленных олигархам, им вернется обратно в виде усадеб, яхт, самолетов и других мелких радостей жизни. Если же эти же самые деньги пустить на выплаты населению, к примеру, раздать всем по 20 тысяч рублей, то потратишь несколько триллионов рублей, а обратно чиновникам в карман ни копейки не вернется.
Я думаю, мы увидим еще не одно обращение Путина, где он будет говорить мудрено-запутанными словами и выражать всем поддержку и благодарность, а также подбадривать народ веселыми шутками про матрасы. Возможно, будут даже объявления об очередных пакетах помощи – небольших по размеру и крайне трудных в реальном получении.» Maxim Mironov
Отправлено: 07.05.20 05:49. Заголовок: Гусинский и Бобков прозевали появление на политической арене Путина
Записки бывшего подполковника КГБ: Как Гусинский и Бобков прозевали появление на политической арене Путина Ч.1 Юрий Балев
Юлий Балев с середины 1980-х годов возглавлял 2-й отдел управления "З" (по защите конституционного строя — преемника 5-го управления КГБ). Несмотря на смену названия, все в нем практически оставалось по-старому. При смене названия управления сохранился номер отдела, остались на прежних позициях его руководители и оперативный состав. Отдел занимался национальными проблемами СССР, ставшими реальными в годы перестройки из-за повсеместно усилившихся центробежных тенденций, угрожавших целостности государства.
Трагические столкновения на основе национальной неприязни и действия силовых структур и армии по наведению порядка, приведшие несколько позже к массовой гибели людей в Сумгаите, Нагорном Карабахе, Баку, Тбилиси и Вильнюсе, являлись следствием деятельности именно 2-го отдела 5-го управления КГБ, руководимого полковником Балевым, а на уровне управления – Филиппом Бобковым, имевшим большой опыт подавления народных выступлений.
В далеком 1956 году в качестве представителя центрального аппарата советской госбезопасности Бобков принимал участие в организации и осуществлении подавления вооруженным путем массовых протестов в столице Грузинской ССР Тбилиси, вызванных разоблачениями культа личности Сталина, прозвучавшими на ХХ съезде КПСС. По данным МВД Грузинской ССР, в ходе этой акции погибло 22 человека, 54 было ранено.
Через несколько лет, в 1961–1962 годах, из-за антинародной политики, проводимой КПСС, прошла волна массовых протестов в Краснодаре, Муроме, Александрове, Бийске и Новочеркасске. В организации подавления протестных выступлений активное участие принимал Бобков, ставший к тому времени заместителем начальника 2-го главного управления КГБ СССР и получивший вскоре звание генерала.
В перестроечные годы, поскольку возможностей 2-го отдела 5-го управления КГБ не хватало, в "горячие точки", число которых множилось, командировывались сотрудники других подразделений 5-го управления КГБ и на них возлагались задачи по координации действий с местными подразделениями госбезопасности. Пишущий эти строки, будучи командированным в Нагорный Карабах осенью 1988 года, был невольным очевидцем тех бедствий, которые пришли на эту землю и вылились в итоге в полномасштабную войну между Азербайджаном и Арменией.
Но вернемся к Балеву. Бывший комсомольский секретарь одного из московских вузов Балев любил дружеские компании и умел выпить. Однажды в годы его оперативной молодости произошел с ним смешной случай. 20 декабря сотрудники госбезопасности всегда отмечали свой профессиональный праздник — День чекиста. В этот день в далеком 1917 году Лениным был подписан Декрет об образовании ВЧК.
20 декабря 1975 года группа сотрудников 3-го отдела 5-го управления КГБ отправилась отмечать свой праздник в один из лучших ресторанов Москвы "Метрополь". Помимо того, что ресторан был роскошен, он удачно располагался в центре города. Рядом находилось здание КГБ и несколько станций метро. По этой причине его часто использовали оперативные работники различных подразделений госбезопасности для встреч со своей агентурой.
Традиционно к этому дню приурочивались повышения в должности, воинских званиях и другие виды поощрения. Поэтому отмечавших этот день офицеров всегда было много. В зале царило неподдельное веселье. Тосты следовали один за другим. Количество выпитых алкогольных напитков значительно превышало обычную для встреч норму. Под конец вечера, пробираясь в переполненном людьми зале и не очень уверенно чувствуя себя на ногах, Балев покачнулся и невольно сел на колени миловидной блондинке, оказавшейся француженкой. Немного знавший французский Балев обменялся с ней несколькими фразами и мгновенно о ней забыл.
Утром следующего дня, придя, как обычно, на службу первым, Балев услышал звонок аппарата ОС (оперативной связи) — закрытой системы телефонной связи, соединяющей все оперативные подразделения госбезопасности по всей территории Советского Союза. Балев снял трубку. Звонивший представился начальником одного из отделов 7-го управления, осуществлявшего оперативное наблюдение (слежку) за объектами заинтересованности органов госбезопасности и спросил в свою очередь, с кем он говорит. Балев ответил:
— Оперуполномоченный 1-го отделения 3-го отдела 5-го управления КГБ, старший лейтенант Балев Юрий Васильевич.
— Вы, Юрий Васильевич, я полагаю, уже обо всем доложили вашему руководству?
— О чем? — недоуменно спросил Балев.
— Как, о чем? Вы ведь не будете отрицать, что вчера вечером между 19.00 и 23.00 находились в ресторане "Метрополь". Так?
— Да, — неохотно подтвердил Балев, пытаясь понять, куда клонит говоривший.
— Кто с вами был?
— Мои коллеги...
— И что же, ни вы, ни ваши коллеги не знаете, что офицеры КГБ не должны в неслужебное время посещать места, где могут находиться иностранцы? Вы к тому же, Юрий Васильевич, инициативно вступили в контакт с сотрудницей французского посольства, разрабатываемой 3-м отделом 2-го главного управления (подразделение, ведшее разработку сотрудников французского посольства в Москве) по ШП (шпионажу). По выходе из ресторана вы пытались выявить за собой наблюдение, меняли маршруты движения, пытаясь уйти от нашей бригады наружного наблюдения.
"Какой ужас!" — подумал Балев. Естественно, он уже не помнил, как выглядела злосчастная француженка. Будучи во хмелю, он сел в метро в неправильном направлении. И когда сообразил это, уже при закрывающихся дверях вагона, ринулся обратно на платформу. Выйдя на станции метро "Щукинская", по ошибке сел не на тот маршрут автобуса. Обычно-то он ходил пешком, но было холодно, поздно, снег — вот он и прыгнул в первый же автобус, а тот повез его в противоположную сторону. Пришлось выходить на следующей остановке и идти до дома пешком.
— В действительности я не делал того, о чем вы говорите, — ответил Балев. — Я не исключаю, что со стороны, в том числе и для бригады "наружки", это выглядело именно так...
— Именно так это и выглядело и зафиксировано в сводке наружного наблюдения. Вы прошли, как связь объекта разработки по ШП. Вы, как офицер госбезопасности, отдаете себе отчет в своих действиях?
— Что же мне теперь делать? — упавшим голосом спросил Балев, мысленно поставивший крест на своей карьере в КГБ.
— Как что? Немедленно доложить своему руководству, — отрезал собеседник Балева и положил трубку.
Авторы этого розыгрыша были известные в 5-м управлении КГБ шутники Эрнст Давнис и Вячеслав Киктев, бывшие в тот вечер в ресторане вместе с Балевым. Именно Давнис говорил от лица сотрудника 7-го управления КГБ.
Алексей Кондауров и Александр Евдокимов
Автор этих строк был товарищем Алексея Кондаурова и Александра Евдокимова по совместной службе в 5-м управлении КГБ и в Центре общественных связей (ЦОС) КГБ СССР. Кондауров был честный и трудолюбивый исполнитель, не более того. Во время пребывания Кондаурова во главе ЦОС это было продемонстрировано многочисленными его интервью российским СМИ. Его коллега Евдокимов был более ярким и незаурядным человеком.
По окончании Московской специальной средней школы милиции (МССШМ) в числе троих отличников, что тогда считалось почетным, Николая Царегородцева и Михаила Шестопалова, Евдокимов был принят на службу в Московский уголовный розыск (МУР). Затем была учеба в ВЮЗИ (Всесоюзном юридическом заочном институте), из которого Царегородцев и Евдокимов перевелись в Высшую школу КГБ СССР, которую закончили заочно, но уже во время этой заочной учебы были взяты в КГБ, в 7-й отдел 5-го управления.
Здесь необходимы некие пояснения. Случай зачисления в оперативное управление КГБ сотрудников, не имевших высшего образования, беспрецедентный. Все без исключения офицеры 5-го управления КГБ на момент зачисления в штат управления были с высшим образованием. Однако Царегородцев имел весьма мощную поддержку: его отец был, если не ошибаюсь, заместителем начальника Главного управления внутренних дел. Евдокимов же оформлялся с ним за компанию, невольно маскируя протекционную составляющую данного зачисления.
Я упоминал уже заместителя начальника 2-го отделения 11-го отдела 5-го управления КГБ подполковника Эрнста Давниса, в первом браке женатого на дочери помощника Алексея Косыгина. Когда я возмущался какими-то несправедливыми кадровыми решениями, он меня успокаивал следующим умозаключением: "Представь себе два листа бумаги с фамилиями офицеров, лежащие перед офицером-кадровиком. На одном фамилии тех, кто имеет влиятельных родственников, а на другом офицеры от сохи и с улицы, те кто не имеет влиятельных родственников и пришли из гражданских вузов, не из "вышки" КГБ. Попасть из одного списка в другой невозможно, поэтому смирись и успокойся".
Царегородцев обладал веселым характером, со всеми был дружен. Однако в силу пагубного пристрастия к алкоголю был притча во языцех в 5-м управлении КГБ. Он систематически попадал по пьяному делу в нелепые ситуации. Один из наиболее смешных случаев произошел с ним во время заочного обучения в ВКШ КГБ. Заочники (среди них были офицеры и из других городов) во время сдачи экзаменационных сессий жили на казарменном положении на одном из загородных объектов этого учебного заведения. Любитель выпить Царегородцев с двумя сокурсниками смылись в самоволку через забор, опоясывающий территорию объекта. Серьезно поднабравшись, они с трудом добрались назад до забора, волоча за собой пьяного Царегородцева.
Но теперь забор оказался для Царегородцева непреодолимым препятствием.Тогда его собутыльники нашли единственный для них вариант преодоления забора, вставшего у них на пути. Они взяли Царегородцева за руки за ноги и перебросили его через забор, благо дело было зимой и вдоль глухого забора высился сугроб. На их беду в этом момент с внутренней стороны проходил патруль, вылавливавший любителей самовольно отлучаться с объекта. Тело Царегородцева рухнуло практически у ног патруля. Однако, несмотря на всю скандальность истории, никаких негативных последствий для Царегородцева она не имела.
В 7-м отделе 5-го управления КГБ, куда оформились Царегородцев и Евдокимов, начинал свою службу и Алексей Кондауров. Отдел занимался пресечением деятельности авторов анонимных документов, в которых высказывались террористические угрозы, и выявлением и пресечением каналов незаконного оборота оружия.
Опытный оперативник-разыскник Евдокимов и начинающий опер Кондауров подружились. Дружба их продолжалась многие годы. Прервала ее преждевременная смерть Евдокимова от рака. В 1981 году теперь уже старший оперуполномоченный майор Евдокимов был отправлен в Афганистан, но по состоянию здоровья вернулся оттуда досрочно. По возвращении ему не нашлось места в 5-м управлении КГБ и он был зачислен в новое управление ''В'', структурно входившее в 3-е главное управление (военная контрразведка) КГБ СССР. Этому подразделению был поручен оперативный контроль за органами внутренних дел в центре и на местах. Евдокимов курировал территориальные органы МВД.
Шестопалов в декабре 1989 года стал руководителем Управления по борьбе с хищениями социалистической собственности (УБХСС) ГУВД Москвы. Не исключено, что именно Евдокимов способствовал занятию им этой должности, так как после возвращения из Афганистана Евдокимов был назначен на должность начальника отделения, курировавшего МВД СССР (где после возвращения из Афганистана – он был там с октября 1982 по октябрь 1984 года – служил Шестопалов).
К этому времени все кадровые решения в органах милиции стали в обязательном порядке согласовываться с кураторами из КГБ и Евдокимов имел возможность продвигать своего приятеля Шестопалова по служебной лестнице.
Алексея Кондаурова зачастую по незнанию упрекают за его службу в 5-м управлении КГБ. И совсем немногие знают, что с 1985 по 1990 годы он состоял на службе в 9-м управлении КГБ, которое выполняло охранные функции в отношении высших должностных лиц КПСС и государства. Именно в это подразделение в конце 1970-х годов был переведен начальник 1-го отделения 7-го отдела 5-го управления КГБ Венеамин Максенков, который вскоре возглавил 2-й (контрразведывательный) отдел 9-го управления КГБ, являвшийся по сути внутренней контрразведкой. О важности этого отдела свидетельствовал тот факт, что назначение Максенкова на должность руководителя отдела рассматривалось на коллегии КГБ СССР.
В начале 1980-х годов Максенков настоял на переводе из 7-го отдела 5-го управления КГБ в возглавляемый им 2-й отдел "девятки" бывшего своего подчиненного Кондаурова. Через некоторое время Максенков был повышен в должности и стал 1-м заместителем начальника 9-го управления КГБ, а его протеже Кондауров заменил его на должности начальника 2-го отдела.
Подразделение, возглавляемое Кондауровым, осуществляло контрразведывательное обеспечение всего огромного по численности 9-го управления КГБ. Сюда входила вербовка персонала, задействованного в обслуживании охраняемых лиц: поваров-официантов и иного люда, в том числе военнослужащих Кремлевского полка и офицеров-прикрепленных, являвшихся телохранителями тех, кому была положена личная охрана. Не будет преувеличением сказать, что практически все офицеры из числа личной охраны были агентами 2-го отдела 9-го управления КГБ СССР. Это относилось и к Коржакову, в бытность его "прикрепленным" – охранником высокопоставленных лиц советского государства.
С должности начальника 2-го отдела была прямая дорога на пост первого заместителя 9-го управления КГБ и, соответственно, к генеральскому званию. Именно такой путь прошел Максенков. Однако Кондауров вынужден был из 9-го управления КГБ уйти, по его рассказам, из-за Раисы Максимовны Горбачевой, якобы заявившей, что он использует "бериевские приемы". В 1990 году Кондауров был переведен на равноценную по званию полковничью должность заместителя руководителя ЦОС КГБ СССР. В отличии от своего шефа Максенкова, Кондауров генералом тогда не стал.
Евдокимов после службы в управлении "В" ушел преподавать в Высшую школу КГБ, откуда с должности старшего преподавателя Кондауров переманил его в ЦОС на пост заместителя начальника 1-го отдела ЦОС КГБ СССР. Помню, в один из летних дней 1991 года Евдокимов пригласил в ресторан "Лазания" начальника ЦОС КГБ СССР генерала Александра Карбаинова, его первого заместителя полковника Владимира Масленникова и автора этих воспоминаний. Мы неплохо поужинали... Но в 1992 году Евдокимов из госбезопасности уволился и, по воспоминаниям Шестопалова, стал "консультантом в какой-то чеченской конторе".
Контора эта была прикрытием Лазанской организованной преступной группировки (ОПГ), которую возглавлял известный чеченский криминальный авторитет Хож Ахмед Нухаев. Название группировки было созвучно с принадлежащим ей рестораном "Лазания", том самом, в котором мы ужинали летом 1991 года. Евдокимов установил тесные связи с лидерами этой группировки как раз в период своей службы в ЦОС КГБ СССР. Он был "решальщиком" в вопросах взаимоотношений Лазанской ОПГ с правоохранительными органами.
В октябре 1992 года на праздновании дня рождения Владимира Гусинского Шестопалов познакомился с Михаилом Ходорковским и по его приглашению перешел в банк "Менатеп" (Межбанковское объединение научно-технического прогресса) на пост начальника службы безопасности банка. Летом 1993 года Шестопалов взял в "Менатеп" на должность начальника 4-го отдела службы безопасности Евдокимова. По рекомендации Евдокимова в том же 1993 году на должность заместителя начальника СБ банка Шестопалов взял Кондаурова, получившего к тому времени в ЦОС КГБ СССР звание генерал-майора.
СМИ неоднократно писали, что в СБ ''Менатепа'', а затем ЮКОСа работал сотрудник, которому были вменены в обязанности контакты с криминальными структурами и правоохранительными органами для решения вопросов, относившихся к экономической безопасности "Менатепа" и ЮКОСа. Имя этого человека никогда никем не называлось, так как сведения о нем были недоступны. Это и был Евдокимов, имевший тесный контакт с лидерами чеченской диаспоры в Москве, в том числе с ее криминальными авторитетами, что обеспечивало ''Менатепу'' эффективную защиту от бандитских "наездов".
Еще одним "чеченским контактом" "Менатепа" был работавший у Ходорковского в те годы Владислав Сурков, чеченец по отцу, служивший ранее в спецназе ГРУ ВС СССР. Отец Суркова тоже служил в ГРУ, так что это была семейная традиция. Евдокимов обладал широкими связями и в среде руководящих сотрудников МВД РФ, и в ГУВД по городу Москве, установлеными им в период курирования МВД Управлением ''В'' 3-го Главного Управления КГБ, что способствовало успешной защите Евдокимовым интересов банка ''Менатеп'', затем ЮКОСа, при осложнениях, возникавших с правоохранительными органами.
Евдокимов содействовал в устройстве на работу в СБ банка ''Менатеп'' своего коллеги по управлению ''В'' КГБ СССР Алексея Пичугина, и после преждевременной смерти Евдокимова Пичугин занял в ЮКОСе его должность. Предоставим слово Кондаурову:
"По работе я с ним не пересекался. Я Алексея Пичугина встретил в ЮКОСе, мы с ним практически одновременно пришли в ЮКОС. Я был заместителем начальника службы безопасности у Шестопалова (Шестопалов был начальник службы безопасности). А Алексей Пичугин пришел рядовым сотрудником. Его, собственно, пригласил на работу мой давний товарищ по Комитету государственной безопасности [Евдокимов]. Сейчас его, к сожалению, нет в живых. И он его пригласил, как бывшего сотрудника военной контрразведки. Ему рекомендовали Алексея Пичугина в КГБ, с самыми лестными характеристиками. Когда Алексей Пичугин пришел, он [Евдокимов] меня с ним познакомил, мне он очень понравился: открытый, хороший парень. Видно было, что человек он энергичный, что будет неплохим работником, и будет успешно справляться с теми функциями, которые возлагались на службу безопасности".
Ни в одном из своих интервью Кондауров так и не назвал по имени Евдокимова.
Оказавшись с помощью Евдокимова в ''Менатепе'', Кондауров активно начал осваивать новую для себя стезю политического лоббиста. Одной из положительных черт его характера была самоотверженная трудоспособность, другой – преданность своим руководителям. Благодаря этим качествам Кондауров достаточно быстро снискал уважение и авторитет среди руководства ЮКОСа и, выполняя их поручения, как только стал депутатом Думы, приступил к установлению контактов в Госдуме в интересах своих работодателей.
И все-таки аналитическое управление, созданное в ЮКОСе под генерала Кондаурова, по своим интеллектуальным и иным возможностям не могло ставить перед собой задачу государственного переустройства России. Свидетельством этому является судьба руководителя ЮКОСа Михаила Ходорковского, которого своей аналитикой Кондауров (сам оставшийся на свободе) пристроил на 10 лет в тюрьму. Носителями проектов изменения государственного устройства в России были совсем другие люди, являвшиеся, впрочем, бывшими коллегами Кондаурова по 5-му управлению КГБ СССР.»
Следует признать, что группа заговорщиков, возглавляемая Питоврановым, не ставила своей целью личное обогащение. Все участники заговора и без того были успешными и безбедными. Их влекла более высокая в их представлении цель – подчинение страны спецслужбам. (Цель остальных кукловодов из спецслужб была той же.) Для достижения этой цели группировками аккумулировались огромные денежные средства, в значительной части украденные у стремительно нищающей страны, заработанные на наркоторговле, незаконном обороте алмазов и продаже оружия в конфликтные регионы планеты, а после начавшейся перестройки еще и на "обычном" бизнесе. Полученные средства использовались для создания тайных, подконтрольных членам группы Питовранова, структур, которые должны были способствовать достижению поставленной цели.
Благодаря связям во властных структурах, руководимая Бобковым, организация "Мост" стремительно набирала мощь. Служба безопасности "Мост-банка", фактическим руководителем которой являлся Бобков, изначально была самой многочисленной и занималась сбором информацию по широкому кругу вопросов текущей российской жизни — от расклада политических сил в стране до составления досье на видных политиков, бизнесменов, банкиров и различные государственные и коммерческие структуры. Аналитики Александра Коржакова не шли ни в какое сравнение со своими бывшими коллегами по КГБ, трудившимися в службе безопасности "Мост-банка" не за идею, а за высокую зарплату, и не в рублях, а в долларах. Уровень их денежного содержания во много раз превосходил официальное жалование самого Коржакова. Кроме того, у силовой структуры Бобкова были свои СМИ. Зато Коржаков располагал значительными бюджетными средствами, которых не было у Бобкова. Но главное – Коржаков имел полномочиями руководителя официальной государственной спецслужбы, а потому решил показать Бобкову, кто в стране хозяин. Бывший боевой пловец (диверсант-подводник) Виктор Портнов, состоявший на службе в Центре специального назначения, созданного Коржаковым в составе СБП, свидетельствует:
"Наверное, все хорошо помнят банковскую "заваруху" конца 1994 года, в которой фигурировал "Мост-банк". Тогда еще Владимир Гусинский заявил, что на пост президента они могут посадить того, кого захотят. На что Александр Коржаков ответил: "Не вам выбирать президента". Одним словом, перед нашим подразделением стояла задача спровоцировать Гусинского на активные действия и узнать, чьей поддержкой он заручился во властных структурах, прежде чем делать подобные заявления".
С легкой руки журналистов история этого столкновения получила название "Операция "Мордой в снег". Утром 2 декабря 1994 года в центре Москвы подчиненные генерала Коржакова уложили лицами вниз в мокрый и грязный снег охранников "Моста", продержав их в таком положении около двух часов и спровоцировав перестрелку с подразделением Московского управления госбезопасности и специальным отрядом милиции, прибывшими по вызову Гусинского к нему на помощь. Недалекий Коржаков полагал, что одержал в тот день победу. На самом деле он подписал себе приговор: начался отсчет времени, оставшегося до его отставки, последовавшей 24 июня в 1996 года, между первым и вторым турами президентских выборов. Вместе с Коржаковым в отставку были отправлены два его соратника: Олег Сосковец и Михаил Барсуков.
Создание ЗАО "Медиа-Мост"
Президентские выборы 1996 года наглядно продемонстрировали возможности телевидения в борьбе за власть. В начале избирательной кампании рейтинг Ельцина был 3%. Благодаря мощнейшей телевизионной "раскрутке", он получил в первом туре голосования относительное, а во втором – абсолютное большинство – 53% голосов избирателей. Результат был ошеломляющий и поучительный. Тем, кто давно стремился перехватить власть у Ельцина, стало очевидно, как именно нужно действовать, чтобы победить. Следуя указаниям Бобкова, его агент и официальный руководитель "Моста" Гусинский в ускоренном порядке приступил к созданию информационной структуры, призванной обеспечить приход во власть ставленника Питовранова – Бобкова.
В январе 1997 года Гусинский по указанию своего куратора оставил пост президента "Мост-банка" и генерального директора группы "Мост" и возглавил созданный им холдинг ЗАО "Медиа-Мост", в который вошли все медиаактивы группы "Мост" Бобкова – Гусинского. Вновь образованная структура имела в своем составе ЗАО "НТВ-Холдинг", ОАО "Телекомпания НТВ" (общероссийский телеканал, начавший вещание еще в 1993 году), ОАО "ТНТ-Телесеть" (начавшее вещание в 1998 году), ОАО "НТВ-Плюс" – система спутникового телевидения, начавшая вещание в 1996 году. Кроме того, в ЗАО "Медиа-Мост" входила радиостанция ЗАО "Эхо Москвы", ЗАО "НТВ-International" – международная версия телеканала НТВ, отличавшаяся от оригинальной версии канала и запущенная в январе 1997 года; издательский дом "Семь дней", куда входили журналы "Итоги", "Караван истории", "7 дней", газета "Сегодня" и так далее, и так далее, и так далее...
Но, успешно отстраивая и отстроив свою империю для борьбы за президенство в грядущей избирательной кампании 2000 года, Гусинский и его служба безопасности во главе с Бобковым прозевали появление на политической арене столицы невзрачного сравнительно молодого офицера КГБ/ФСБ, всегда имевшего неопрятную прическу и несоразмерный для его фигуры пиджак. Звали этого человека Владимир Путин, но большинству граждан России это имя тогда ни о чем не говорило.»
Задолго до крушения СССР в КГБ образовалось два крыла. Одно – контрразведка – здраво оценивало обстановку. Другое – 5-е управление КГБ – пыталось заигрывать с либералами и фашистами, натравливало их на прозападные молодежные группы. Филипп Бобков даже говорил, что у него в кабинете стояло два сейфа: в одном досье на тех, кто называл себя русскими патриотами, в другом – на тех, кто причислял себя к демократам. И среди первых, и среди вторых были люди искренние, но были и платные агенты КГБ.
Группа, возглавляемая Питоврановым и Бобковым, к середине 1980-х годов получила в свое распоряжение огромные денежные средства, вероятно, десятки миллиардов долларов, активно используемые для создания структур, должных обеспечить захват власти в стране госбезопасностью.
После упразднения КПСС в России не был проведен суд над преступной коммунистической партией и не была введена люстрация партийных кадров и сотрудников КГБ, запрещавшая им занимать руководящие посты. Предельно наивным было предполагать, что КПСС и ее верный оруженосец смирятся с утратой власти. События 1993 года явились тому примером. Тех, кто попытался ввергнуть страну в прошлое, справедливо нарекли ''красно-коричневыми'', так как в их идеологии воедино слились коммунистические иллюзии и фашистские идеи.
Общество "Память" и другие, ему подобные, пытались вызвать в СССР волну русского национализма. В 1990 году в популярном в СССР журнале "Молодая гвардия", издаваемом 700-тысячным тиражом, в №2 была опубликована статья под названием "Концептуальная власть: миф или реальность". Автором статьи был обозначен Владимир Зазнобин, кандидат технических наук из Ленинграда. По словам самого Зазнобина, статья в журнале появилась по инициативе его кураторов из госбезопасности, главным из которых был первый заместитель председателя КГБ СССР генерал армии Филипп Бобков. Это была проба пера группы авторов, творческие "способности" которых несколько позже раскрылись при написании ими "Концепции общественной безопасности".
"Концепция общественной безопасности"
В середине 1990-х годов в России, переживавшей не лучшие времена, что способствовало появлению разного рода авантюристов, определенную известность получило движение "Концепция общественной безопасности". Анонимные авторы откровенно маргинальной программы укрылись за коллективным псевдонимом ''Внутренний Предиктор СССР''. В интернете по этой теме опубликована (видимо, самими анонимными авторами, потому как никто другой в таком тексте заинтересован не был) следующая информация:
"Концепция общественной безопасности в том составе работ, в каком она существует к настоящему времени, была разработана, начиная с 1987 года, общественной инициативной группой, избравшей для себя наименование "Внутренний Предиктор СССР" (ВП СССР). С той поры СССР, как государство, исчезло, но деятельность общественной инициативы продолжается под прежним названием не только потому, что оно стало своеобразной фирменной маркой, но и потому, что авторский коллектив не признает (в правовом смысле) ликвидации СССР во исполнение директив "мировой закулисы", масонских лож, ЦРУ и Совета национальной безопасности США".
Одним из анонимных авторов был тот самый Зазнобин, автор статьи "Концептуальная власть", как оказалось – капитан первого ранга в запасе. Службу он проходил в Научно-исследовательском институте кораблестроения Военно-морского флота (с 1992 года – в 1-м Центральном НИИ минобороны РФ). Зазнобин позднее рассказывал, что появление статьи было инициировано Бобковым, а вся работа по созданию "Концепции" находилась под контролем госбезопасности и носила для КГБ информационный характер.
Сама публикация явилась прологом к размещению в средствах массовой информации различных материалов, касавшихся темы "общественной безопасности". После этого в Санкт-Петербурге на средства КГБ, выделенные Бобковым и контролируемые сотрудниками действующего резерва госбезопасности, тиражом в 10 тысяч экземпляров в формате трехтомника была издана "Концепция общественной безопасности (КОБ) "Мертвая вода". С самим Бобковым, по словам Зазнобина, он продолжал общаться и встречаться до 1997 года.
"Концепция общественной безопасности" – антисемитский документ, повторяющий миф о глобальном сионистском заговоре, который представлен в "концепции", как "Глобальный Предиктор". Антисемитские инвективы "концепции" не уступали нацистским.
Одним из соавторов "концепции", призванной обрабатывать население России в националистическом духе, был Михаил Николаевич Иванов, бывший командир ракетного крейсера "Владивосток". В 1990-е годы он являлся советником и помощником лидера ЛДПР Владимира Жириновского и был дружен с Зазнобиным.
В 1995 году Михаил Иванов принимал деятельное участие в подготовке слушания в Госдуме "Концепции общественной безопасности", которое состоялось 28 ноября 1995 года. "Концепция", являющаяся откровенной галиматьей, облаченной в наукообразную форму, явилась предметом рассмотрения в высшем законодательном органе России. С докладом о "Концепции" выступал ее активный пропагандист заместитель начальника Военно-космической академии им. А.Ф. Можайского генерал-майор Константин Павлович Петров.
После слушаний была организована работа по распространению "Концепции" среди депутатов Госдумы. В частности, на постоянной основе была налажена работа с комитетом по геополитике Госдумы, который возглавлял депутат Алексей Митрофанов. Были организованы еженедельные семинары в Госдуме, через которые прошло большое количество аналитиков, представителей спецслужб и госслужащих. На семинарах выступали основатель и руководитель первого регулярного семинара, действовавшего в Санкт-Петербурге, Евгений Григорьевич Кузнецов, бывший сотрудник Ленинградского обкома КПСС, и Константин Петров. Дружеские отношения с ними поддерживал депутат Госдумы Георгий Майтаков, возглавлявший в СССР разведку Тихоокеанского флота, а также Валерий Задерей, бывший сотрудник советской внешней разведки.
Отправлено: 14.05.20 03:18. Заголовок: "Концепция национальной безопасности России" и ее создатели
Записки бывшего подполковника КГБ: "Концепция национальной безопасности России" и ее создатели Ч.2 Алексей Подберезкин
Искусный и многоопытный манипулятор Бобков во всех своих многоходовках преследовал одну-единственную цель – создание в стране условий, которые позволили бы госбезопасности овладеть властью. Для достижения этого чекисты долгие годы поддерживали русский национализм и занимались популяризацией идей "Концепции общественной безопасности" (КОБ).
В открытых источниках отсутствовали какие-либо сведения об издательстве "Общественная инициатива", взявшего на себя труд по распространению трехтомника КОБ "Мертвая вода" среди населения. Отсутствовала и информация о том, кто руководил издательством, кто были его сотрудники и на какие средства оно существовало. Чтобы разобраться в этой темной истории, следует упомянуть еще одного человека – Алексея Подберезкина.
Подберезкин родился в 1953 году в Москве в семье рабочего. Служил в армии. В 1979 году получил высшее образование в МГИМО МИД СССР и был оставлен в нем на должности научного сотрудника. С 1981-го по 1985 год – референт, руководитель группы научных консультантов Комитета молодежных организаций (КМО) СССР. С 1985-го по 1990 год – старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) и Дипломатической академии СССР. С 1991-го по 1993 год – советник, руководитель группы консультантов вице-президента России Александра Руцкого. Скрытый текст
В 1990 году вышел из КПСС. В 1994 году создал и до 2001 года возглавлял Всероссийское общественно-политическое движение "Духовное наследие". В 1995 году был избран депутатом Государственной думы 2-го созыва. До 1999 года был членом фракции КПРФ; являлся заместителем председателя комитета Государственной думы по международным делам. В 1996 году был в числе инициаторов создания Народно-патриотического союза России и до 1996 года являлся его сопредседателем. В 2000 году баллотировался на пост президента России.
МГИМО МИД СССР был престижным высшим учебным заведением страны, дававшим возможность его выпускникам работать за границей, что было пределом мечтаний многих советских граждан. По этой причине на учебу в этот институт стремились устроить своих детей представители советско-партийной элиты. Получившему среднее образование в вечерней школе, где уровень преподавания в значительной степени уступал специализированным средним школам с углубленным изучением иностранных языков, Подберезкин после демобилизации из советской армии и обучения на подготовительных курсах МГИМО сумел, тем не менее, поступить в этот престижнейший вуз страны. Как же ему это удалось? Кто помог честолюбивому и способному Подберезкину?
В МГИМО обучалось большое количество студентов из числа так называемой "золотой молодежи", вербовать которых в качестве агентов органам КГБ было запрещено. Вместе с тем 7-му отделу 2-го Главного управления КГБ, куратору МИД СССР и подведомственного ему МГИМО было поручено оперативное обеспечение данных объектов с целью выявления неблагонадежных лиц и предотвращения найма этих неблагонадежных на работу в МИД СССР. Таких, как Подберезкин, бывших рабочих и вчерашних солдат, в МГИМО практически не было. Но именно в них была серьезная потребность, поскольку именно они являлись вербовочным контингентом для госбезопасности.
Приобретя могущественных покровителей в лице КГБ, Подберезкин в 1979 году экстерном окончил МГИМО, но так как нужен был КГБ в качестве агента в стенах этого учреждения, то задержался там на два года на должности научного сотрудника. В 1981 году он перешел на работу в Комитет молодежных организаций (КМО) СССР, который курировался 1-м отделением 1-го отдела 5-го управления КГБ. Оперативным наблюдением за КМО руководил старший оперуполномоченный Евгений Семенихин. Его сменил сначала капитан Александр Кочетков (который осуществлял негласное сотрудничество с Подберезкиным), затем – старший оперуполномоченный майор Александр Комельков. В КМО Подберезкин оставался до 1984 года и возглавлял группу научных консультантов.
Через несколько лет в этой организации стал работать однокашник Подберезкина по МГИМО, в будущем известный российский политический деятель и вице-премьер правительства РФ Дмитрий Рогозин. В своей книге "Ястребы мира" Рогозин рассказывал о КМО СССР следующее:
"Формально Комитет молодежных организаций (КМО) СССР, созданный еще в годы Великой Отечественной войны под названием "Антифашистский комитет советской молодежи", представлял собой автономную по отношению к аппарату ЦК ВЛКСМ организацию. Нас связывали общие управление делами и здание в самом центре Москвы на улице Богдана Хмельницкого (ныне Маросейка), в котором около ста сотрудников или, точнее, "ответственных работников" комитета занимали второй и третий этажи.
На самом деле это было настоящее "шпионское гнездо". Добрая половина всех сотрудников КМО СССР одновременно работала либо во внешней разведке, либо в контрразведке. Мы их так и называли: "многостаночники". Они то и дело отлучались с работы, объясняя свое отсутствие "необходимостью выйти на связь с Центром" (Д. Рогозин. "Ястребы мира". – Попов). Положительно зарекомендовав себя в качестве агента, Подберезкин в 1985 году с помощью офицеров 1-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ смог поменять место работы на значительно более престижный Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Как и КМО, ИМЭМО курировался 1-м отделением 1-го отдела 5-го управления КГБ, старшим оперуполномоченным майором Игорем Кургановым. Позднее его сменил переведенный из 9-го управления КГБ оперативный уполномоченный капитан Михаил Щербаков.
В апреле 1990 года была создана организация, получившая название "Российско-американский университет" (РАУ). Официальным инициатором создания этой структуры и ее президентом был Подберезкин, в тот период старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений и одновременно преподаватель Дипломатической академии МИД СССР. В действительности в РАУ не было ничего "американского". РАУ был креатурой КГБ.
В очередной раз предоставим слово Рогозину:
"После КМО я ушел работать в более чем странную контору под названием "Российско-Американский университет" (РАУ), которую создал и возглавил некто Алексей Подберезкин. С этим деятельным авантюристом, когда-то тоже работавшим в Комитете молодежных организаций, я познакомился во время одной из служебных командировок. Он неоднократно зазывал меня пойти работать в РАУ, а поскольку других предложений мне никто не делал, я согласился. Платили в РАУ по тем временам прилично. К Америке "Российско-Американский университет" не имел ровным счетом никакого отношения, за исключением того, что в его руководстве было достаточно много ученых и ветеранов спецслужб, работавших на направлении "основного противника". Университет занимался всем: открытием частных лицеев и салонов красоты, перепродажей чего-то кому-то и даже наблюдением за НЛО" (Д. Рогозин. Ястребы мира. – Попов).
С 1991 года Подберезкин являлся советником и руководителем группы консультантов вице-президента РФ Александра Руцкого. Ельцин в 1991 году не мог не учитывать растущую популярность "русской идеи". По этой причине он был вынужден предложить на пост вице-президента РФ героя афганской войны летчика-генерала Руцкого. Ошибочность такого альянса довольно скоро стала очевидна. В конфликте президента РФ и Верховного Совета Руцкой стал на сторону оппозиционеров, которые в основе своей состояли из прокоммунистически настроенных депутатов и националистов. Позиция Руцкого была логическим следствием того, что его помощником был глашатай "русской идеи" Подберезкин. Этот проект КГБ завершился в 1993 году арестом Руцкого и разгромом Верховного Совета. Но агент госбезопасности Подберезкин вышел сухим из воды.
В 1992 году Подберезкин возглавил созданную на базе РАУ международную неправительственную научно-исследовательскую организацию "РАУ-Корпорация", издававшую ежемесячный научно-аналитический журнал "Обозреватель – Observer". Уже в первом его номере в числе авторов журнала отметился бывший начальник внешней разведки (ПГУ КГБ СССР) и последний (исполняющий обязанности) руководитель КГБ СССР Леонид Шебаршин. В редакционную коллегию журнала вошел также бывший подчиненный Бобкова генерал-майор КГБ Валерий Воротников (с 1992 года являвшийся заместителем директора СБ группы "Мост") и Алексей Большов, начинавший свою служебную карьеру в 7-м отделе 5-го Управления КГБ.
РАУ и "РАУ-Корпорация" позиционировали себя, как центр "оппозиции либерально-демократическому прозападному курсу правительства России". Об этом было буквально сообщено на сайте "МГИМО", институте, коллаборирующем с РАУ и "РАУ-Корпорация":
"В 1990-1991 годах с группой единомышленников – ученых, политиков, дипломатов, военных [Подберезкин] создал общественную международную неправительственную организацию "Российско-американский университет", в дальнейшем преобразованный в "РАУ-Корпорация", которая, по признанию отечественных и зарубежных экспертов, стала ведущим научно-аналитическим центром оппозиции либерально-демократическому прозападному курсу правительства России".
В 1994 году Подберезкин стал учредителем фонда "Духовное наследие", на основе которого в том же году было создано одноименное Всероссийское общественно-политическое движение (ВОПД), в правление которого вошел Большов. Воротников был введен в состав научно-исследовательского совета ВОПД. Тогда же началось тесное сотрудничество Подберезкина с лидером КПРФ Геннадием Зюгановым.
На учредительном съезде движения "Духовное наследие", состоявшемся в мае 1995 года, Подберезкин был избран председателем Центрального совета движения. Первым заместителем председателя стал Александр Коровников, полковник запаса Внутренних войск МВД, президент Научно-исследовательского центра социальной защиты военнослужащих. Заместителями Подберезкина были президент консорциума "Славянский посад" Валерий Тарасов; генеральный директор издательского агентства "Обозреватель" и главный редактор издаваемого "РАУ-Корпорация" журнала "Обозреватель – Observer" Владимир Штоль; Воротников, занимавший теперь должность генерального директора Агентства экономической безопасности "Взор"; бывший заместитель командующего пограничными войсками, капитан I ранга, народный депутат России (до 1993 года) Евгений Алаев. Председателем исполкома движения стал исполнительный президент "РАУ-Корпорация" Александр Луньков, в 1980-е годы бывший заместителем председателя КМО СССР и секретарем Советского комитета солидарности стран Азии и Африки.
В центральный совет движения (44 человека) были избраны также председатель ЦК КПРФ Зюганов; заместитель председателя Государственной думы Селезнев, директор Института региональных проблем Максим Дианов и другие. В думских выборах 1995 года представители "Духовного наследия" участвовали в составе избирательного объединения КПРФ. В Думу прошли Зюганов, Селезнев, Подберезкин, Коровников, Тарасов и Воротников.
Актив "Духовного наследия" составил основу инициативной группы, выдвинувшей 9 января 1996 года председателя ЦК КПРФ Зюганова кандидатом в президенты России. Выдвижение от непартийной группы необходимо было Зюганову для того, чтобы заявить о себе, как о представителе не одной только КПРФ, а широкой коалиции "народно-патриотических сил". С этой целью был образован "Народно-патриотический союз России" (НПСР). Подберезкин входил в число инициаторов создания НПСР и являлся сопредседателем этого союза. Освещением избирательной кампании Зюганова занимался пресс-центр движения, созданный в феврале 1996 года под руководством Дианова.
В Государственной думе второго созыва Подберезкин входил в состав фракции КПРФ, являлся заместителем председателя Комитета Государственной думы по международным делам (курировал работу подкомитета по внешней разведке). Позиционировал себя Подберезкин, как политолог, что было справедливо лишь отчасти. Политологом он начинал, когда в 1982 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата наук, как указано в открытых источниках, по "военно-политической проблематике". Автору этих строк обнаружить точное название указанной диссертации не удалось. Следующей диссертацией, принесшей соискателю в 1990 году звание доктора исторических наук, был научный труд "Значение системы боевого управления в военной доктрине США", после чего Подберезкин стал считаться специалистом по проблемам национальной безопасности и военной политики.
Характерным представляется факт отсутствия указания места защиты кандидатской диссертации Подбрезкина. Зато местом защиты им докторской диссертацией с весьма специфической тематикой для гражданского ученого и с пометкой "Для служебного пользования" была Ордена Красного Знамени Дипломатическая Академия Министерства иностранных дел СССР.
Как известно, Министерство иностранных дел СССР являлось гражданским учреждением. С учетом этого может показаться странным факт награждения Академии МИДа боевым Орденом Красного Знамени. Но дело в том, что в системе Академии в течение многих десятилетий существовал факультет, на котором обучались военные разведчики.
Выбор Подберезкиным тем для диссертаций и публикаций, равно как и направление его деятельности, убедительно свидетельствуют о многолетнем и плотном контакте с советскими и российскими спецслужбами, для которых "родная коммунистическая партия" давно стала обременительной и ненужной, как и для их надежного агента Подберезкина, заблаговременно покинувшего ряды КПСС еще в 1990 году, сразу же после защиты им докторской диссертации, где первая глава называлась "Марксистско-ленинские основы анализа военных доктрин и их развитие во второй половине [19]80-годов".
"С начала [19]90-х годов, – писал о Подберезкине сайт МГИМО, – Подберезкин возглавляет деятельность коллектива ''РАУ-Корпорации'', направленную на разработку национальной идеи и идеологии государственного патриотизма, как платформы для консолидации прогрессивных сил всего общества и основы для поиска разумных компромиссов между различными политическими силами в интересах возрождения России, как великой мировой державы. Результатом этой деятельности стали такие фундаментальные работы, как: "Национальная доктрина России" (1993), "Россия сегодня – реальный шанс" (1994), "Концепция закона о поддержке отечественной науки, культуры, образования и предпринимательства" (1994), "Современная Русская Идея и Государство" (1995), ежегодные доклады "Концепция национальной безопасности России", "Россия на пороге ХХI века" (1996), "Россия: партии, выборы, власть" (1996) и большой ряд других книг, изданных общим тиражом более 5 млн экземпляров".
С 2001 года Подберезкин – советник председателя Счетной палаты РФ бывшего директора ФСК и бывшего премьер-министра Сергея Степашина, затем до 2004 года – первый заместитель директора Государственного института системного анализа Счетной палаты РФ, подготовившего доклад, озаглавленный "Глобальные процессы: тенденции развития в мире и России до 2020 года". В написании доклада, кроме Подберезкина, приняли участие Воротников и его коллега Владимир Рубанов – генерал КГБ, служивший ранее в Аналитическом управлении КГБ. В разделе "Новый тип биобезопасности и биообороны Отечества" читаем:
"Реалистически учитывая нынешнюю, по сути планетарную экспансию Глобального Сатанинского Предиктора и его социальной агентуры, нельзя исключать, что путь к будущему Планетарному Союзу лежит через форсированное создание Паневразийского Оборонного, как геополитической альтернативы нынешней экспансии США и НАТО".
Нужно ли удивляться, что после такого доклада Подберезкин в 2003 году был награжден премией имени Ю. В. Андропова за существенный вклад в обороноспособность России.
Александр Стерлигов
Среди сподвижников Алексея Подберезкина был еще один весьма колоритный персонаж – генерал КГБ Александр Николаевич Стерлигов. В 1991 году он тоже работал у Александра Руцкого на должности помощника по экономическим вопросам и основал движение "Офицеры за возрождение Отечества". В 1992 году Стерлигов перешел на работу в "РАУ-Корпорация". 15 мая 1992 года он председательствовал на Учредительном съезде Русского национального собора, а в октябре вошел в Оргкомитет Фронта национального спасения.
До того, как генерал КГБ Стерлигов озаботился русской национальной идеей, он прошел серьезный жизненный путь.
Стерлигов родился в 1943 году в небольшом селе Тульской области. В 1966 году окончил Московский автомобильно-дорожный институт. По комсомольской линии был направлен на Высшие курсы КГБ (при ВКШ КГБ СССР). В 1967 году стал сотрудником УКГБ при СМ СССР по городу Москве и Московской области. Службу проходил во 2-м отделе (впоследствии 2-й Службе), являвшейся контрразведывательным подразделением. Одновременно являлся парторгом 2-го отдела (2-й Службы), что способствовало его карьерному росту.
В мае 1982 году председатель КГБ СССР Юрий Андропов был освобожден от занимаемой должности в связи с назначением его на должность секретаря ЦК КПСС. Председателем КГБ СССР был назначен генерал-полковник Виталий Федорчук, занимавший до нового назначения должность председателя КГБ Украинской ССР. 10 ноября 1982 года скончался Леонид Брежнев и уже 12 ноября на внеочередном пленуме ЦК КПСС Андропов был избран генеральным секретарем ЦК КПСС. Вслед за этим председатель КГБ СССР Виталий Федорчук в декабре того же года был освобожден от занимаемой должности в связи с назначением на должность министра внутренних дел СССР, после чего новый министр обратился в ЦК КПСС с просьбой направить в МВД СССР группу опытных чекистов для усиления его кадрового состава. В соответствии с этой просьбой по решению ЦК КПСС из центрального аппарата КГБ СССР и УКГБ по Москве и Московской области на руководящие должности в МВД СССР было направлено 150 офицеров госбезопасности.
В их числе был подполковник Стерлигов, занимавший должность заместителя начальника 2-й Службы УКГБ СССР по Москве и Московской области, назначенный в 1983 году на должность начальника УБХСС (Управление по борьбе с хищениями социалистической собственности) ГУВД Мосгорисполкома. Вскоре он был повышен в звании и стал полковником. В этот период Стерлигов познакомился с Борисом Михайловичем Гутиным, сотрудником одного из подразделений УБХСС, женатым на дочери председателя Совета министров СССР Николая Рыжкова. Через какое-то время Гутин был переведен на службу в КГБ СССР в Управление "В", курировавшее органы милиции и структурно входившее в 3-е Главное управления (военная контрразведка) КГБ СССР. Стерлигов же был переведен в аппарат Совета министров СССР, где возглавил 6-й сектор данного ведомства уже в звании генерал-майора.
Указанный сектор был создан в 1988 году при одном из управлений Совмина СССР. В задачи сектора входила экспертная оценка крупных государственных проектов для принятия решений об их реализации или закрытии.
Вскоре Стерлигов получил назначение на должность начальника хозяйственного управления СМ СССР. С июля по октябрь 1990 года он занимал должность управляющего делами Совета Министров РСФСР. В этом же году, как и его будущий шеф Подберезкин, Стерлигов вышел из рядов КПСС. Те, кто жил в Советском Союзе, знают, что выход их рядов КПСС событие экстраординарное, ведущее к увольнению с работы, к концу карьеры, к риску помещения в сумасшедший дом, к получению "волчьего билета", деяние – приравниваемое к измене. Но генерал КГБ Стерлигов из Управления "В" всем этим почему-то обеспокоен не был и из-за выхода из КПСС никак не пострадал.»
Отправлено: 16.05.20 13:56. Заголовок: "Русский национализм", "РАУ-Корпорация", Дмитрий Рогозин и другие
Записки бывшего подполковника КГБ: "Русский национализм", "РАУ-Корпорация", Дмитрий Рогозин и другие
В числе тех, кто создавал РАУ (Российско-американский университет) и позже стал первым вице-президентом "РАУ-Корпорации", был Андрей Жуков.
Жуков родился в Ленинграде в 1948 году. В 1971 году окончил физический факультет МГУ. Затем принят на службу в КГБ, зачислен в Первое главное управление (внешняя разведка). В 1987 году с должности начальника отдела ПГУ КГБ СССР переведен на должность офицера действующего резерва КГБ СССР в международный отдел ЦК КПСС, где работал под прикрытием должности консультанта. В 1990 году перешел на работу в только что созданный Российско-американский университет (позднее преобразованный в "РАУ-Корпорацию"), в котором последовательно занимал должности сначала вице-президента, затем заместителя председателя совета директоров "РАУ-Корпорации". Доктор исторических наук, старший научный сотрудник, академик Российской академии естественных наук (РАЕН). С декабря 2003 года – депутат, член Государственной думы РФ 4-го созыва. Жуков был одним из первых офицеров внешней разведки, направленных в аппарат ЦК КПСС по указанию первого заместителя председателя КГБ СССР генерала армии Филиппа Бобкова. Как и его коллега по внешней разведке Леонид Веселовский, Жуков, по воле Бобкова ставший сотрудником управления делами ЦК КПСС, был призван обеспечить вывод огромных сумм, которыми располагала партия, в структуры, контролируемые КГБ. Целью этой операции было создание материальной базы для установления в стране режима, подконтрольного госбезопасности, взамен политически обанкротившегося режима КПСС.
Определен был Жуков в международный отдел ЦК КПСС на должность консультанта, которая являлась прикрытием его функций офицера действующего резерва. Отдел этот был преемником исполкома Коминтерна, упраздненного Сталиным в 1943 году из-за обвинений союзников по антигитлеровской коалиции в том, что Коминтерн вовлечен в подрывную деятельности против демократических стран.
Международный отдел ЦК КПСС являлся центром по выработке международной политики партии, в котором вырабатывалась стратегия по финансовой и материальной помощи коммунистическим партиям и близкими им по идеологии политическим движениям и группам зарубежных стран. Кроме прямой финансовой помощи, которая осуществлялась посредством резидентур советской разведки (ПГУ КГБ СССР), в зарубежных странах создавались так называемые фирмы друзей, имевшие широкий круг преференций при осуществлении торговли с СССР и в силу льготных условий получавшие сверхприбыли, используемые затем для скрытого финансирования просоветских партий и организаций.
В результате гибельной для КПСС перестройки к концу 1980-х годов возникла реальная угроза существовавшему в стране режиму. Тогда руководство КПСС в срочном порядке стало разрабатывать меры по выводу денег на случай изменения политического режима в стране. Огромные финансовые потоки, направляемые офицерами КГБ СССР Жуковым и Веселовским, устремились по указанию Бобкова в структуры, спешно им создаваемые. Одной из таких структур был "Молодежный коммерческий банк", позднее сменивший название на "Финист-банк". Александр Щербаков, с 1989-го по 1993 год являвшийся председателем правления АКБ "Финист-банк", в интервью сайту Bancir.ru 12 апреля 2010 года вспоминает: "Помню, как осенью 1991 года пришли к нам следователи специальной бригады Генеральной прокуратуры "деньги партии" искать. У нас действительно лежал депозит управления делами ЦК КПСС. Мы тогда ответили гостям: "Давайте решение суда о законном правопреемнике, все немедленно исполним"... В результате ряд банков деньги по команде перечислили на указанный счет, а вот мы и еще целый ряд банков не стали этого делать... А на депозитном счете у нас продолжало лежать 275 млн тех, советских, рублей. Все в итого так и осталось, законного правопреемника по сей день не нашлось".
Внешне продолжая действовать в интересах партии, КГБ целенаправленно создавал финансовую и материальную базу для собственного националистического подполья. Основным учредителем Российско-американского университета как раз и явился "Финист-банк", в который заблаговременно были направлены партийные деньги, так партии и не отданные, а ушедшие сначала в РАУ, затем в "РАУ-Корпорацию", где офицер КГБ Жуков служил офицером действующего резерва КГБ на руководящих должностях, являясь членом глубоко законспирированной группы офицеров и генералов КГБ СССР, возглавляемой Питоврановым, Бобковым, Ивановым, выводившей из страны рубли, валюту и алмазы. Газета "Коммерсантъ" в статье "Алмазы потянули на 11 лет" писала:
"Мосгорсуд вынес приговор по нашумевшему делу о контрабанде алмазов в Израиль на 25 млн ам. долларов, в которой подозревали экс-консультанта международного отдела ЦК КПСС, а ныне депутата Госдумы из фракции "Родина" Андрея Жукова. Его ближайших партнеров по алмазному бизнесу – заместителей гендиректора (генеральным директором был сам Жуков. – примеч. В. Попова) фирмы "Аурум плюс" Аркадия Мирзаева и Татьяну Кузьмину суд приговорил к 11 годам лишения свободы. Из обвинительного заключения и приговора суда следовало, что Мирзаев и Кузьмина являлись членами израильско-российского преступного сообщества, в составе которого они контрабандным путем переправили в Израиль 33 748 каратов алмазов на 25 млн ам. долларов, были причастны к незаконному обороту драгоценных камней на 35 млн ам. долларов и отмыванию 49 млн рублей. Во время суда не были названы организаторы преступного сообщества, однако... из материалов уголовного дела следует, что одним из них был в прошлом офицер внешней разведки, ставший впоследствии депутатом Госдумы и членом ее комитета по международным делам Андрей Жуков. Началом расследования послужил факт задержания одной из партий контрабанды весом 7,2 кг 28 марта 2003 года при таможенном досмотре на железнодорожной станции Брянск-1".
Сотрудники "РАУ-Корпорации"
Еще одним неординарным сотрудником "РАУ-Корпорации" был Валерий Захарович Вдовенко. Публично он неоднократно заявлял, что его отец Захарий в течение ряда лет являлся помощником одного из заместителей председателя КГБ СССР. Сам же Валерий в 1978 году был принят на службу в оперативно-техническое управление КГБ, затем служил в Первом главном управлении (ПГУ) КГБ, а в 1990 году по линии ЦК КПСС и КГБ был направлен в "РАУ-Корпорацию".
Впрочем, список чекистов, внесших существенный вклад в деятельность "РАУ-Корпорации", не исчерпывается Алексеем Подберезкиным, Дмитрием Рогозиным, Андреем Жуковым и Валерием Вдовенко. В этой структуре служил также уже упоминавшийся нами Алексей Большов.
Большов родился в 1955 году. В 1978 году окончил МАИ. В 1980 году – Высшее специальное учебное заведение КГБ СССР в Минске. С 1980-го по 1991 год проходил службу в 7-м отделе 5-го управления КГБ СССР и управлении "З" ("Защита конституционного строя") КГБ СССР. После коллапса СССР и упразднения КГБ работал в Российско-американском университете и его преемнике "РАУ-Корпорации", в которой являлся членом правления. Кроме того, Большов являлся заместителем председателя центрального совета ВОПД "Духовное наследие", а также директором центра "Защита".
Секрет быстрой "раскрутки" и успешной деятельности РАУ и "РАУ-Корпорации" был прост. Филипп Бобков, в бытность свою первым заместителем председателя КГБ СССР, внедрив в аппарат ЦК КПСС офицеров действующего резерва Веселовского и Жукова, организовал через них вывод денег партии в различные структуры, внешне никак с КПСС не связанные. Одной из них и стал РАУ, вскоре трансформированный в "РАУ-Корпорацию". 3 мая 1993 года, год спустя после создания "РАУ-Корпорации", Подберезкин и Жуков рассказали о своем бизнесе газете "Коммерсантъ":
"АО закрытого типа "РАУ-Корпорация" зарегистрировано в апреле 1992 года. Учредители – Российско-американский университет (РАУ), гуманитарно-просветительское общество "Априори" и торгово-посредническая компания "Нива". Уставный капитал – 3 млн рублей. В штате около 400 сотрудников, среди которых два академика и более ста докторов и кандидатов наук. Основные направления деятельности – экономический и политический консалтинг, издательское дело. Оборот за I квартал 1993 года – 200 млн рублей".
Поразительные успехи для вновь созданной корпорации, в особенности с учетом положения дел в экономике России в начале 1990-х годов, когда страну захлестнул кризис неплатежей. Однако гэбэшный консалтинг "РАУ-Корпорации" очевидно проблем с финансированием не испытывал.
Кроме сотрудников КГБ, в корпорации работали (числились) номенклатурные работники компартии. Современник вспоминает:
"Была на очередном круглом столе "Левое движение и выборы 2007–2008", проводимом Партией социальной справедливости. Впервые за достаточно долгое время увидела старого друга [Алексея] Подберезкина, возглавляющего партию и партийный список... Алексей Иванович, возглавлявший мутную контору под названием "РАУ-Корпорация"… после тотального разгрома 1991 года был работодателем для очень многих функционеров КПСС, в отношении которых де-факто действовал люстрационный принцип. Подберезкин был единственным, кто отважился трудоустроить [Геннадия] Зюганова (в трудовой книжке Зюганова после 1991 года первая запись – "РАУ-Корпорация")... Что такое была эта "РАУ-Корпорация" и на чем она делала деньги, полагаю, никто, кроме самого Подберезкина, не подозревает – контора выпускала толстенные нечитабельные фолианты на тему народно-патриотической идеологии, а также справочную литературу на политологические темы".
Октябрь 2007 года, Kolobok1973 / LiveJournal
Дмитрий Рогозин
Во время службы в "Комитете молодежных организаций" (КМО) Рогозин, как и его наставник Алексей Подберезкин, был завербован в качестве агента госбезопасности. Он охотно пошел на негласное сотрудничество с КГБ, так как мечтал о деятельности разведчика. Рогозин подробно описывает в своих воспоминаниях, как именно и почему его не взяли в разведку. В разведку его не взяли. Но это не помешало ему стать завербованным агентом:
"На четвертом курсе меня попытались завербовать в КГБ. Позвонили домой, пообещали интересную работу и предложили встретиться на следующий день у метро "Парк культуры". Я согласился. Честно говоря, я мечтал работать в разведке и просто еле сдерживал переполнявшую меня радость. Будущая жизнь рисовалась мне полной приключений и подвигов. Я был готов согласиться даже на нелегальную работу, тем более что благодаря моей южнорусской внешности, карим глазам, крупному носу, широким скулам и темно-русой шевелюре я мог бы сойти и за испанца, и за серба, и за араба, и за кавказца, и, как шутила моя жена, даже за гигантского японца. В общем, в чертах моего лица, как в зеркале, отразились все освободительные походы русской имперской армии.
Вскоре меня и мою молодую супругу Татьяну – студентку филологического факультета МГУ, родившую мне на третьем курсе сына, пригласили в какой-то медицинский центр КГБ для прохождения осмотра и проведения различных психологических тестов. Я предупредил своего вербовщика, что сразу после четвертого курса меня отправят на полугодовую стажировку на Кубу. Я жаждал получить хоть какое-нибудь задание по линии внешнеполитической разведки СССР, стать "нашим человеком в Гаване" и, наконец, принести своей Родине пользу. Однако все вышло иначе. В Гаване про меня забыли вовсе. Но, оказавшись на Острове свободы, я старался зря времени не терять. Изучая практику работы американских спецслужб, сумевших обеспечить эффективное вещание своей радиостанции на Кубу, я собрал интереснейший материал и подготовил на его основе дипломную работу на тему "Психологическая война США против Кубы". Там же, в Гаване, я написал еще одну дипломную работу – об оборонной политике Франции – "Парадоксы президента Миттерана".
Военной проблематикой я серьезно увлекся в годы учебы в университете. Добился допуска в так называемое специальное хранилище библиотеки иностранной литературы, где мог читать вырезки из французских газет, и, несмотря на то, что был вынужден ехать в Гавану на стажировку, изменить своему выбору мировой истории войн и конфликтов не решился. В Москву я вернулся в феврале [19]86-го с черной огромной бородой, двумя дипломными работами и нетерпеливым желанием узнать, когда же мне выходить на службу в органах государственной безопасности.
"Органы" на мои звонки долго не отвечали. Наконец, я дозвонился до своего старого знакомого-кадровика, который, как ни в чем не бывало, сообщил мне пренеприятнейшую новость. Оказывается, очередной генсек Юрий Андропов перед своей смертью завещал детей и зятьев сотрудников Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка) на работу в то же самое управление не брать и подписал соответствующий приказ о "борьбе с кумовством". Для меня эта новость была, как гром, средь ясного неба. Мой тесть Геннадий Николаевич Серебряков в то время действительно работал на американском направлении в том самом управлении КГБ и имел звание полковника, поэтому доступ в "контору" мне был перекрыт железобетонно. Мечта рушилась на глазах. Защитив обе дипломные работы на отлично, сдав государственные экзамены и получив диплом с отличием об окончании престижного высшего учебного заведения, я оказался на улице без всякого распределения и перспективы".
Д. Рогозин. "Ястребы мира"
В годы молодости Рогозин учился на международном факультете МГУ, который курировался 3-м отделом 5-го управления КГБ. С той поры Рогозин тесными узами связан с нынешними российскими, в прошлом советскими органами государственной безопасности. Приобщил его к тайной деятельности в качестве агента спецслужб начальник 1-го отделения 3-го отдела 5-го управления КГБ подполковник Владимир Масленников, бывший сам в прошлом агентом КГБ и перешедший на работу в КГБ с должности декана филологического факультета МГУ. При поддержке КГБ Рогозин уже во время учебы в МГУ стал корреспондентом-стажером в главной редакции информации Центрального телевидения Гостелерадио СССР, куратором которой был старший оперуполномоченный 3-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ СССР майор Владимир Торопыни.
Положительно зарекомендовав себя в качестве агента КГБ, Рогозин был принят на работу в КМО, сменив недавно переведенного из него в ИМЭМО Подберезкина. В КМО Рогозину было поручено руководить сектором международных организаций, благодаря чему КГБ имел возможность четко контролировать данный канал международного обмена. По несколько раз в месяц Рогозин выезжал за границу. Кроме того, он занимался организацией крупных международных форумов. В 1989 году он организовывал выезд советской молодежной делегации во Францию на Всемирную молодежную встречу "Париж-89", приуроченную к 200-летию Великой французской революции. При формировании состава делегации Рогозин, следуя указаниям кураторов из 5-го управления КГБ, насыщал ее агентурой и сотрудниками госбезопасности.
Вслед за Подберезкиным Рогозин оказался на службе в созданной на деньги КПСС и подконтрольной КГБ СССР "РАУ-Корпорации", став ее первым вице-президентом. Работал он там с 1990-го по 1994 год. Одновременно в 1993 году Рогозин организовал народно-патриотическое движение "Конгресс русских общин" (КРО), во главе которого оставался до 2002 года.
Оседлав, становившийся год от года все более популярный в России, "русский национализм", стараниями РАУ и прочих подконтрольных спецслужбам структур Рогозин набирал политический вес, став в конце концов вице-премьером и лидером партии "Родина. КРО". Так стараниями советско-российских органов госбезопасности был взращен еще один амбициозный политический деятель, прицеливающийся на кресло главы российского государства.
Евгений Примаков
В связи с отставкой Бориса Ельцина, объявленной им 31 декабря 1999 года, по решению Совета Федерации на 26 марта 2000 года были назначены досрочные выборы президента Российской Федерации. Им предшествовали выборы в российский парламент – Государственную думу. В связи с этим патронируемая Бобковым "Медиа-Мост" и прежде всего принадлежащий ей телеканал НТВ развернули активную пропагандистскую кампанию в поддержку блока "Отечество – вся Россия" (ОВР) в противовес прокремлевскому блоку "Отечество". Лидерами блока ОВР были мэр Москвы Юрий Лужков и отправленный президентом Ельциным в отставку в мае 1999 года теперь уже бывший премьер-министр Евгений Примаков, бывший директор СВР, являвшийся одним из самых популярных политиков страны. Ожидаемая победа ОВР на думских декабря 1999 года выборах могла обеспечить ее лидерам победу в президентской гонке.
Лужков и Примаков были хорошо знакомы Бобкову. С московским мэром в дружеских отношениях был креатура Бобкова Гусинский. С самим Примаковым Бобков имел многолетнюю агентурную связь.
Молодой арабист Евгений Примаков в 1956 году был принят на работу в Главное управление радиовещания на зарубежные страны на должность редактора арабской редакции и с той поры прочно связал свою жизнь с органами госбезопасности. В возрасте 26 лет он возглавил арабскую редакцию, в которой работало 70 специалистов. Хорошо знал Примакова и первый заместитель ПГУ КГБ СССР генерал Борис Сергеевич Иванов, по заданию которого Примаков во время командировки на Ближний Восток в качестве корреспондента газеты "Правда" осуществлял регулярные контакты с лидером курдских повстанцев Мустафой Барзани.
Историческое отступление о Мустафе Барзани
В 1945 году советское руководство бойкотировало вывод группировки советских войск из Ирана, где войска участников антигитлеровской коалиции -- Англии, США и СССР -- находились, по взаимному соглашению, с августа 1941 года в рамках операции "Согласие". Целью временной оккупации Ирана являлось предотвращение опасности захвата иранских нефтяных полей войсками гитлеровской Германии, а также обеспечение безопасности так называемого южного коридора, по которому проходил транспортный путь поставок в СССР военного снаряжения, направляемого союзниками по программе ленд-лиза. Войска Великобритании оккупировали южный Иран, советские войска заняли территорию северного Ирана. В конце 1942 года США также разместили в южной части Ирана свои воинские подразделения, обеспечивавшие транспортировку грузов в СССР. Странами-союзниками и правительством Ирана был определен срок вывода союзнических войск: не позднее, чем через шесть месяцев после победы над Германией.
19 мая 1945 года иранское правительство обратилось к руководству Англии, США и СССР с просьбой о досрочном выводе войск этих стран с территории Ирана. Просьба была мотивирована капитуляцией Германии. Руководители Англии и США согласились удовлетворить просьбу иранского правительства и 31 мая проинформировали об этом Сталина. Однако советское руководство хранило молчание.
22 января 1946 года на территории Ирана, в районе Мехабад, населенном преимущественно курдами, так называемом Мукринском Курдистане, где в 1941 году располагались советские войска, была провозглашена "Курдская народная республика", более известная как "Мехабадская республика", просуществовавшая до ноября 1946 года. За провозглашением этой республики стояли советские спецслужбы, нелегально поставлявшие курдам оружие. В числе советников Мустафы Барзани – военного лидера племени барзан и "Мехабадской республики" – находился уже упоминавшийся нами сотрудник советской нелегальной разведки Александр Киселев. После вывода советских войск из Ирана "Мехабадская республика" пала. С остатками своей армии Барзани пробился на территорию Советского Союза, где он и ушедшие с ним курды проживали в эмиграции, причем сам Барзани поступил на учебу в Военную академию им. Фрунзе.
14 июля 1958 года в Ираке произошла революция. Руководство СССР, традиционно уделявшее Ближнему Востоку серьезное внимание, не преминуло воспользоваться этой ситуацией. В целях укрепления позиций Советского Союза в этом регионе решено было в очередной раз использовать курдов, стремящихся обрести собственную государственность. В начале 1959 года от советских берегов отплыл пассажирский теплоход "Грузия", на борту которого находились бывшие воины армии Барзани и члены их семей. Направлялись они в Ирак. В качестве пассажирского помощника капитана корабля судно сопровождал офицер советской военной контрразведки Александр Викторович Киселев. По прибытии курдов в Ирак президентом страны в их честь был устроен прием, на котором Киселев был представлен курдскому лидеру Мустафе Барзани. Именно после этой операции по возвращении в СССР Киселев был зачислен в нелегальную разведку – управление "C".
Добиваясь от властей Ирака курдской автономии, Барзани активно готовился к вооруженному сопротивлению, закупая на предоставляемые Советским Союзам деньги оружие и военное снаряжение. В сентябре 1961 года на территории Курдистана начались вооруженные выступления против властей Ирака, получившие название "Сентябрьское восстание". С началом восстания Барзани срочно потребовалась военная помощь, которая и была незамедлительно предоставлена ему советским руководством. На морском сухогрузном корабле через Средиземное море были доставлены несколько сотен ящиков с оружием. В открытом море их скрытно перегрузили на курдские рыболовецкие суда, после чего груз оказался на территории Сирии. Оттуда оружие последовало на автомобилях, перевозящих улов рыбаков, в Ирак. От начала до конца контроль за операцией по доставке оружия восставшим курдам осуществлял офицер советской нелегальной разведки Александр Киселев, причем по прибытии в Ирак, используя прикрытие корреспондента ТАСС, Киселев выполнял функции связника Барзани с советской разведкой.
Контакты с лидером курдских повстанцев Мустафой Барзани были далеко не единственным заданием, выполняемым Примаковым в интересах советской внешней разведки.
В 1970 году Примаков получил назначение на должность заместителя директора Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), который курировался 1-м отделением 1-го отдела 5-го управления КГБ СССР.»
Отправлено: 20.05.20 11:51. Заголовок: Секретная служба "телекиллера" Доренко
Записки бывшего подполковника КГБ: Секретная служба "телекиллера" Доренко
Филипп Бобков и Институт конкретных социологических исследований АН ССС
Через несколько месяцев после того, как Юрий Андропов возглавил КГБ, в Институте социологии АН СССР по инициативе заместителя Андропова Филиппа Бобкова был создан "закрытый сектор" 5-го управления КГБ. Для службы там были определены 15 офицеров. Во главе отдела был поставлен заместитель директора института. На базе этого отдела впоследствии был создан Институт социально-политических исследований, где незаметно работал сам Бобков после того, как закончился период его жизни, связанный с "Мостом", Владимиром Гусинским, Юрием Лужковым и Евгением Примаковым.
Вот что вспоминал об этом в 2003 году директор института академик Геннадий Осипов:
"Закрытый отдел... укомплектовали сотрудниками КГБ, которые проводили очень интересные исследования... Скажем, еще в [19]70-е годы после исследований в Эстонии сотрудники этого отдела написали работу о том, как там будут развиваться события. И оказались правы на 100%. Создание национального фронта, отделение и так далее" (цитата из интервью директора Института социально-политических исследований РАН академика Геннадия Осипова изданию "КоммерсантЪ", 3 февраля 2003 года. – Попов).
Офицеры госбезопасности, работавшие в закрытом секторе Института конкретных социологических исследований АН СССР, являлись сотрудниками 6-го (аналитического) отдела 5-го управления КГБ СССР и были подчинены непосредственно Бобкову.
Наряду с этим был создан еще один "институт" – Институт стратегических оценок и анализа, под руководством бывшего председателя КГБ Азербайджанской ССР Вагифа Гусейнова, и различные структуры и объединения под управлением опытного агента КГБ Сергея Кургиняна.
13 июля 2000 года Владимир Гусинский был арестован российскими властями по обвинению в мошенничестве. Данное событие послужило началом краха финансовой и медийной структур, руководителем которых он числился. Однако вынужденное прекращение существования "Медиа-Моста" и других коммерческих структур, принадлежавших олигарху Гусинскому, вовсе не ознаменовало собой исчезновение закулисья, ради которых они создавались. На средства группы Питовранова – Иванова – Бобкова незадолго до гибели "империи" Гусинского была создана новая структура, куда плавно перетекли основные аналитические кадры некогда могущественной его службы безопасности: Институт стратегических оценок и анализа (ИСОА).
ИСОА был основан в 2000 году на базе аналитического центра, функционировавшего с 1995 года. В совет директоров и штат Института входили крупные специалисты в вопросах внутренней, внешней, геостратегической и военной политики, экономики, современной истории и права, большинство из которых имели богатый опыт руководящей работы на государственных постах. К подготовке аналитических и прогнозных материалов стратегического характера на контрактной основе в Институте привлекались ученые в различных областях знаний крупнейших академических центров страны. На контрактной основе к подготовке информационно-аналитических материалов и исследований привлекались также различные эксперты и организации.
ИСОА был закрытым акционерным обществом. Информация о его акционерах в открытых источниках отсутствует, также как информация о его сотрудниках. Название аналитического центра, на базе которого зародился институт, тоже не указывалось. И не случайно. Создателем Института был вездесущий Бобков. После краха "Моста" он увел своих аналитиков бывшего КГБ в им же созданный ИСОА. Аналитический центр, явившийся основой нового института, не был назван по той причине, что был аналитическо-информационным управлением службы безопасности "Мост-банка".
Директором и главным редактором, издаваемого институтом, журнала "Вестник аналитики" с момента создания института был Вагиф Гусейнов.
Бывший председатель КГБ Азербайджанской ССР Вагиф Гусейнов для Бобкова не был случайным человеком. Их навсегда связала кровь сотен погибших бакинцев – армян и азербайджанцев – в январе 1990 года. Укрывшись с помощью Бобкова в Москве, Гусейнов не только сумел избежать уголовного преследования на родине, но и получил престижное место работы. Гусейнов родился в 1942 году в городе Куба Кубинского района Азербайджанской ССР. В 1970 году окончил факультет журналистики Азербайджанского государственного университета. С 1973 по 1978 годы – секретарь, затем первый секретарь ЦК ЛКСМ Азербайджана. В 1978 году его перевели в Москву в ЦК ВЛКСМ на должность секретаря по международным делам. С 1980 по 1983 годы – первый секретарь Бакинского городского комитета компартии Азербайджанской ССР.
В 1984 году возглавил Национальный олимпийский комитет Азербайджана. В 1986 году был назначен на должность первого заместителя начальника управления по обслуживанию дипломатического корпуса МИД СССР. С 1988 по 1989 год – заведующий организационно партийной работы ЦК КП АзССР. Избирался членом ЦК КП АзССР и депутатом Верховного Совета АзССР. С августа 1989 года по 13 сентября 1991 года – председатель Комитета государственной безопасности АзССР.
Именно при Гусейнове 19–20 января 1990 года в Баку в связи с произошедшими там 13–19 января погромами, в результате которых погибли десятки армян, были введены части советской армии и спецподразделений КГБ СССР. После начала этой операции число жертв оказалось еще больше. В заявлении комиссии Верховного Совета Азербайджанской ССР по расследованию событий тех дней говорилось:
''В ночь с 19-го на 20 января 1990 года в городе Баку совершена страшная по своей жестокости преступная акция, приведшая к массовой гибели мирного населения... В операции были задействованы крупные формирования сухопутных, военно-морских, военно-воздушных и воздушно-десантных войск Союза ССР, а также войск специального назначения КГБ и МВД СССР. Ввод указанных воинских частей и соединений в город Баку сопровождался антигуманными, жестокими действиями со стороны военнослужащих, жизни лишались все, кто попал в поле зрения, обстреливались жилые дома и медицинские учреждения, давились танками машины ''скорой помощи'', проезжавшие мимо и стоявшие на обочине автомобили, добивались раненые, расстреливались медицинские работники при оказании неотложной помощи на местах.
По предварительным данным, на сегодняшний день убито 168, ранено и получило телесные повреждения 715 мирных жителей, нет сведений о судьбе более 400 человек. В их числе женщины, старики и дети... Многих смерть настигла в квартирах, подъездах домов, в автобусах и на рабочих местах. По сей день продолжают поступать сведения о новых жертвах и умирающих от ран. Погибло 28 и ранено более 80 военнослужащих, многие из которых пострадали от рук своих товарищей в результате несогласованных действий командования''.
Наставником Гусейнова в этот период был Бобков, лично прибывший в Баку за неделю до ввода в город войск и спецподразделений КГБ группы "А" ("Альфа").
В марте должны были состояться выборы в парламент Азербайджанской ССР, в ходе которых, несомненно, победил бы Народный фронт (НФА). По наущению Москвы с целью дестабилизации обстановки и появления предлога для введения режима чрезвычайного положения для последующего ареста лидеров НФА и разгона его структур в Баку республиканским КГБ были спровоцированы погромы армян.
После распада СССР и прихода в Азербайджане к власти представителей Народного фронта Гусейнов был арестован и находился под следствием по обвинению в организации взрыва на бакинском телецентре в феврале 1991 года. Некоторое время он содержался в следственном изоляторе. В 1993 году он был освобожден, в феврале 1994 года покинул Азербайджан и обосновался в Москве, где сделал успешную карьеру у Бобкова. В 1996 году Азербайджан потребовал экстрадиции Гусейнова, однако российские власти в экстрадиции Гусейнова Азербайджану отказали.
С 1995 по 1996 годы Гусейнов руководил Аналитическим центром АФК ''Система''. С 1996 по 2001 годы он был президентом АООТ ''Акционерное общества научно технического развития ''Регион'', оставаясь одновременно членом Совета директоров АФК ''Система''. Формально в его подчинении находился тогда бывший председатель КГБ СССР генерал армии Крючков, вышедший из тюрьмы по амнистии. В 1998 году совместно с бывшим комсомольско-партийным функционером Олегом Сергеевичем Кузиным, главным редактором газеты ''Санкт-Петербургские ведомости'', Гусейнов создал информационное агентство ''Росбалт''. В 1998–1999 годах Гусейнов был председателем совета директоров этого агентства.
Под "крышей" Института стратегических оценок и анализа укрылся также бывший начальник 5-го управления КГБ СССР генерал-лейтенант Евгений Иванов, кадровый офицер 5-го управления КГБ Владимир Масленников и его подчиненный по времени службы в 5-м управлении КГБ Валерий Ширяев, старший оперуполномоченный 1-го отделения 3-го отдела, курировавшего МГУ.
В бытность свою офицером 5-го управления КГБ автор этих строк был лично знаком с Ширяевым – через приятеля и коллегу по службе Владимира Пищенко. С Пищенко их сблизило пристрастие к спиртному, в итоге сократившее Пищенко жизнь. Он умер в возрасте 56 лет. Ширяев же по-прежнему в строю и трудится в издательстве "Новой газеты" на должности заместителя директора, являющейся прикрытием, так как он по-прежнему состоит на службе в госбезопасности в качестве офицера действующего резерва ФСБ России.
В числе сотрудников института, подчиненных Гусейнова, было немало людей весьма примечательных. Александр Львович Свечников в 1973 году окончил географический факультет МГУ. Начинал свою службу в 3-м отделе 5-го управления КГБ СССР. В 1987 году стал кандидатом философских наук. В конце 1980-х занимал должность помощника начальника 5-го управления КГБ Евгения Иванов. После коллапса СССР непродолжительное время был сотрудником ФСБ России.
В 1995 году Свечников вернулся под начало бывшего своего руководителя Евгения Иванова, к тому времени возглавившего информационно-аналитическое управление службы безопасности "Мост-банка", где Свечников работал в подразделении, возглавляемом бывшим его коллегой по 3-му отделу 5-го управления КГБ СССР Ширяевым. После упразднении и этой структуры он последовал за своим шефом в ИСОА, где укрылись многие его бывшие коллеги по 5-му управлению КГБ СССР и сотрудники СБ "Мост-банка".
Свечников написал несколько книг: "Глобальный капитализм: размышления на тему" (2002, в соавторстве), "Современный глобальный капитализм" (2003, в соавторстве) и так далее. Главным автором на обложках этих книг был указан Филипп Бобков. Другим соавтором Свечникова был генерал Евгений Иванов.
Еще одним из соавторов Свечникова был его коллега по 5-му управлению КГБ СССР Сергей Петрович Чаплинский, бывший в течение ряда лет сотрудником 8-го отдела этого управления и помощником генерала Ивана Абрамова. Отдел осуществлял разработку зарубежных сионистских центров и сионистов-активистов из числа советских граждан. Как и Свечников, Чаплинский некоторое время являлся помощником начальника 5-го управления КГБ СССР генерал-лейтенанта Иванова. В какой-то момент Чаплинский и Свечников были еще и секретарями комсомольской организации 5-го управления КГБ СССР.
На этом, однако, тяга к написанию книг у Бобкова не угасла. Соавтором его воспоминаний стал писатель Святослав Рыбас, завербованный в агентурную сеть госбезопасности в период его обучения на втором курсе литературного института имени Горького в Москве. Вербовал Рыбаса офицер 1-го отделения 2-го отдела 5-го управления КГБ старший лейтенант Юрий Балас (при активном участии куратора Литинститута от КГБ, которым в ту пору был автор этих воспоминаний).
Анатолий Собчак и Артем Боровик
Практически накануне избрания Путина на пост президента России 19 февраля 2000 года при странных обстоятельствах скоропостижно скончался бывший первый мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, незадолго до этого вернувшийся из-за границы, где он вынужденно скрывался от уголовного преследования на родине. Бегству Собчака за границу и устранению от должности его главного гонителя генерального прокурора РФ Юрия Скуратова активнейшим образом способствовал Владимир Путин.
Путин понимал, что в случае уголовного преследования Собчака за преступные действия на посту мэра Санкт-Петербурга неминуемо вспомнят и о самом Путине, руководившем при Собчаке комитетом по внешним связям мэрии и бывшем затем первым заместителем председателя правительства Санкт-Петербурга. Теперь же, по прошествии времени, под гарантии Путина, занимавшего посты директора ФСБ и секретаря Совета Безопасности РФ – 12 июля 1999 года Анатолий Собчак вернулся в Россию. В августе этого же года Путин стал премьер-министром, а 31 декабря 1999 года – исполняющим обязанности президента России. 14 февраля 2000 года Собчак был назначен доверенным лицом кандидата в президенты России Путина и, кроме того, возглавил политический консультативный Совет демократических партий и движений Санкт-Петербурга. Во время агитационной поездки в Светлогорск, Калининградской области, в ночь с 19-го на 20 февраля 2000 года Собчак скоропостижно скончался.
Преждевременная и неожиданная смерть породила массу кривотолков, для которых были основания. Были засекречены результаты вскрытия тела Собчака, были приняты экстраординарные меры по сокрытию всей информации, касающейся кончины Собчака. Появилась версия о его отравлении. Официально подтверждено ничего не было. Но серьезным настораживающим фактом было присутствие в Светлогорске в момент смерти Собчака известного агента КГБ бизнесмена Шабтая Калмановича и бывшего офицера ГРУ генштаба армии, также ставшего бизнесменом, Андрея Бурлакова. Как заявлял Калманович в одном из своих интервью, Собчак умер у него на руках.
Через несколько лет – 2 ноября 2009 года – Калманович был расстрелян в Москве неустановленным наемным убийцей. 18 пуль, попавших в его тело, не оставили ему шансов на выживание. Прошло еще два года и от руки очередного наемного убийцы погиб Бурлаков.
Были ли эти убийства свидетелей смерти Собчака попыткой замести следы или же актами мести теперь уже президента России – с уверенностью сказать не может никто. Ни убийцы, ни заказчики преступлений определены и найдены не были. Так же как не были установлены мотивы, организаторы и исполнители устранения Калмановича и его партнера по бизнесу Бирюкова.
Путин от смерти Собчака, безусловно, остался в выгоде: мертвые являются самыми надежными хранителями тайн. Вместе с Собчаком ушли в небытие все преступления, совершенные при нем в мэрии Санкт-Петербурга.
Чрезвычайно интригующей выглядит в связи с историей о смерти Собчака публикация немецкого политического журнала Focus от 5 августа 2015 года:
"В биографии Владимира Путина до сих пор есть много белых пятен и несовпадений. Например, его деятельность в качестве сотрудника КГБ в Восточной Германии. Исследовательский центр Correctiv опубликовал некоторые подробности о работе Путина агентом КГБ в Дрездене.
В частности, Correctiv сообщает, со ссылкой на бывшего коллегу Путина по шпионажу Клауса Цухольда, что "Путин непременно хотел получить информацию от некоего ученого", профессора медицины, который "имел доступ к результатам научных исследований о смертельных ядах, практически не оставляющих следов". В числе прочего, речь шла о "ядах, которые инсценировали самоубийство, например могли передавать мышьяк через пенис во время сексуального акта", а также о применении радиоактивных веществ. Для того чтобы заполучить эти данные, Путин шантажировал профессора компрометирующими материалами.
Авторы исследования Correctiv Дэвид Кроуфорд и Маркус Бенсманн приходят к выводу, что "Путин уже тогда проявлял беспринципность и жесткость, которые позднее привели его в президентское кресло".
За смертью Собчака 9 марта того же 2000 года последовала гибель известного российского журналиста Артема Боровика, вылетевшего в Грузию на зафрахтованном самолете для встречи с предполагаемой матерью Владимира Путина Верой Путиной, жительницей села Метехи. Как было установлено следствием, причиной катастрофы явилась грубая ошибка пилота и недосмотр технических служб аэропорта, не проведших противоледовую обработку крыльев.
Сергей Доренко
Убедительная победа Путина на президентских выборах вовсе не означала получение им полноты власти в стране, в которой были еще по-прежнему сильны, антагонистичные Путину, политические силы. В достаточной мере Путин ощутил их противодействие после гибели атомной подводной лодки ''Курск'', произошедшей 12 августа 2000 года, через несколько месяцев после его избрания на высший государственный пост.
С резкой критикой Путина в средствах массовой информации и прежде всего на телевидении выступал недавний его союзник тележурналист Сергей Доренко, прозванный ''телекиллером''. Именно Доренко во время парламентско-президентской кампании 1999 года, будучи весьма популярным тележурналистом, существенно снизил рейтинги Лужкова и Примакова, направленными против них, передачами. Как позднее вспоминал Доренко, до начала цикла его передач рейтинги основных претендентов были: Примаков – 36%, Лужков – 16%, Путин – 1,5%. К шестой по счету передаче цикла рейтинги выглядели следующим образом: Примаков – 16%, Лужков – 8%, Путин – 38%.
Доренко не был сторонником Путина, но он был убежденным противником Примакова и Лужкова и своим противодействием им невольно помог Путину.
Все резко изменилось в августе 2000 года после трагической гибели атомной подводной лодки ''Курск''. Доренко в своих репортажах, посвященных этой трагедии, открыто и обоснованно критиковал вновь избранного президента и уличал его в откровенной лжи. В итоге 2 сентября 2000 года Доренко уволили из ОРТ. В 2001 году в отношении Доренко возбудили уголовное производство по факту наезда им на мотоцикле на пешехода. Дело принимало серьезный оборот и грозило Доренко лишением свободы на срок от четырех до восьми лет. Спасло Доренко, по его собственным словам, заступничество заместителя руководителя администрации президента РФ Игоря Сечина, благодаря чему Доренко получил только четыре года условно. Чтобы понять, почему Сечин решил заступиться за скандально известного журналиста, необходимо внимательно вчитаться в биографию Доренко. Родился он в 1959 году в семье военного летчика, завершившего военную службу в звании генерал-майора. Естественно, воспитывался Сергей в духе патриотизма, что в определенной степени повлияло на его судьбу.
Во второй половине 1970-х годов Доренко поступил в Университет Дружбы народов имени Патриса Лумумбы (УДН). Университет был создан в 1960 году для оказания культурной помощи странам, освободившимся от колониальной зависимости.
Основной целью УДН была подготовка высококвалифицированных кадров для стран Азии, Африки и Латинской Америки. Таковой была официальная версия создания университета. В действительности же главной целью было распространение экономического и политического влияния СССР на указанные страны. Получившие образование в УДН специалисты в своих странах со временем занимали высокие позиции в правительственных учреждениях и экономике, что в итоге и должно было обеспечивать советское влияние в них.
Для успешного решения данной программы органами советской госбезопасности активно вербовались агенты из числа иностранных студентов УДН, которые по возвращению в свои страны продолжали агентурную деятельность в интересах советской разведки. Наиболее выдающиеся из их числа зачислялись на службу в управление нелегальной разведки 1-го главного управления КГБ СССР и становились кадровыми советскими разведчиками-нелегалами.
По линии КГБ СССР курировали УДН офицеры-оперативники 2-го отделения 3-го отдела 5-го управления КГБ СССР. Ими осуществлялась разработка кандидатов на вербовку из числа студентов-иностранцев и активно проводилась работа по вербовке советских граждан – студентов и преподавателей. Агентурно-оперативная работа была направлена на выявление из числа иностранных студентов агентуры и сотрудников спецслужб зарубежных стран.
В годы, когда в УДН обучалась будущая звезда российского телеэкрана Сергей Доренко, возглавлял 2-е отделение 3-го отдела 5-го управления КГБ СССР подполковник Вячеслав Киктев, подчиненные которого завербовали патриотично настроенного Доренко в качестве агента госбезопасности. В числе сотрудников указанного подразделения проходил службу выпускник Высшей школы КГБ СССР Отари Аршба, ставший впоследствии известным бизнесменом и политиком-депутатом Госдумы VI созыва. В период досрочных выборов президента РФ в 2000 году Аршба осуществлял пропагандистские мероприятия в поддержку Амана Тулиева, губернатора Кемеровской области, являвшегося одним из конкурентов Владимира Путина.
Агент госбезопасности студент Доренко, помимо использования его для изучения иностранных и советских студентов УДН, был задействован в работе с иностранными делегациями, прибывающими в СССР из развивающихся стран. Эта деятельность обеспечивала ему определенный заработок и давала возможность оттачивать агентурное мастерство. С учетом проявленных Доренко, как агента КГБ, положительных качеств, в 1982 году, сразу же по окончании им УДН, он был направлен в зарубежную командировку в Анголу, где работал в качестве переводчика в ряде советских представительств, в том числе в представительстве Государственного комитета Совета министров СССР по внешним экономическим связям, в составе которого имелось Главное инженерное управление, осуществлявшее военные поставки в зарубежные страны.
В 1984 году Доренко вернулся из зарубежной командировки, а годом позже там же в Анголе оказался его будущий заступник Игорь Сечин. По признанию Доренко (поверим ему), он не был лично знаком с Сечиным. Факт заступничества за, ставшего опальным, Доренко может свидетельствовать только о том, что у Сечина и Доренко во время их пребывания в Анголе был общий куратор от КГБ.
По возвращении в Москву, не имевший журналистского образования, Доренко был принят на работу на центральное телевидение в качестве редактора службы внешних сношений. Центральное телевидение являлось структурным подразделением Госкомитета СССР по телевидению и радиовещанию. Курировались они 14-м отделом 5-го управления КГБ СССР, которым руководил упоминавшийся уже нами полковник Никандров. Непосредственно Центральное телевидение контрразведывательно наблюдалось 1-м отделением 14-го отдела 5-го управления КГБ СССР, возглавляемым подполковником Комельковым, ранее курировавшим УДН. Вполне логичным для жизненного пути Доренко стало его вступление в 2003 году в ряды КПРФ: 7 декабря 2003 года проходили очередные выборы в Государственную думу IV созыва, и Доренко надеялся пройти в Думу и стать депутатом.»
”ЗАПРЕЩАЕТСЯ ОПУБЛИКОВЫВАТЬ”: МЕТОДИЧКА СОВЕТСКОЙ ПОСЛЕВОЕННОЙ ЦЕНЗУРЫ
Украинский Центр исследования освободительного движения обнародовал, выпущенную в 1949 году Главным управлением по делам литературы и издательств, инструкцию для цензоров под названием ”Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в открытой печати и по радио”. На восьми страницах (с 20-й по 22-ю и с 70-й по 74-ю) перечислены виды данных, которые не должны были попасть в прессу. В список вошла почти вся информация о послевоенной жизни страны: нельзя было сообщать о военных потерях, количестве мобилизованных и инвалидов войны. Запрещалось писать о случаях заболевания скота чумой и уровне преступности, о чрезвычайных происшествиях, авариях и пожарах. Цензура засекречивала данные о поездках высокопоставленных чиновников, в том числе о том, где они собираются выступать. В конце документа Главлит запретил сообщать о наличии цензуры. ”ГОРДОН” публикует в спецпроекте все обнародованные страницы советской методички с соблюдением орфографии и пунктуации оригинала.
§ 95
Запрещается опубликовывать сведения о количестве подготовляемых и подготовленных союзом обществ Красного Креста и Красного Полумесяца медицинских сестер в целом по СССР, республикам, краям и областям.
а) материалы о боевом опыте соединений, частей и подразделений Вооруженных Сил;
б) обобщенные данные и выводы по операциям иностранных армий, участвовавших во второй мировой войне, за исключением опубликованных в открытой иностранной печати.
§ 97
Запрещается опубликовывать сведения в абсолютных цифрах и в процентах о количестве мобилизованного в Вооруженные Силы в период Отечественной войны населения по СССР в целом, республикам, краям, областям, городам и районам.
Запрещается также опубликовывать сведения о мобилизации женщин и их количестве (в абсолютных цифрах и в процентах) во время Отечественной войны по Вооруженным Силам в целом, родам войск, фронтам, армиям, соединениям, частям, учреждениям.
§ 98
Запрещается опубликовывать обобщенные данные о влиянии войны на здоровье трудящихся (эпидемии, снижение рождаемости, пищевые рационы и их влияние на здоровье населения, жилищные условия и другое).
§ 99
Запрещается опубликовывать цифровые данные о потерях в людях в целом по СССР, по Вооруженным Силам СССР, отдельным операциям, родам войск, соединениям, частям и кораблям, республикам, краям, областям, городам и районам.
§ 100
Запрещается опубликовывать сводные цифровые данные о количестве инвалидов войны в целом по СССР, республикам, краям, областям, городам, районам и сельсоветам.
Запрещается опубликовывать сведения о потерях вооружения и боевой техники Вооруженных Сил СССР как общие за время воины, так и по отдельным операциям, фронтам, соединениям, частям и подразделениям.
§ 102
Запрещается опубликовывать историю соединения, части и корабля Вооруженных Сил Союза ССР, а также их боевой путь при условии указания конкретного соединения, части, корабля и фамилии их командиров.
§ 103
Запрещается опубликовывать сводные данные о потерях союзников и противника в живой силе и технике за время войны по отдельном фронтам, флотам, соединениям и флотилиям.
§ 104
Запрещается опубликовывать суммарные данные о захваченных трофеях Вооруженными Силами СССР в целом, фронтом, флотом, армией, флотилией, соединением и частью.
§ 105
Запрещается опубликовывать сведения о захваченных Вооруженными Силами документах генеральных штабов, военного командования и государственных органов стран, воевавших против СССР, и об аналогичных документах, полученных от властей, должностных и частных лиц.
§ 106
Запрещается опубликовывать сведения о ввозе и использовании в СССР захваченного на территории противника промышленного и сельскохозяйственного оборудования, предметов транспорта, произведений искусства, продовольствия, скота и прочих предметов, а также все сведения о судах, плавсредствах и портовом оборудовании, полученных Советским Союзом в результате раздела флотов государств, участвовавших в войне против СССР, и о кораблях, полученных по ленд-лизу.
§ 107
Запрещается опубликовывать сведения о применении оружия в боях медицинским составом, кроме случаев защиты больных, раненых и самозащиты. § 108
Запрещается опубликовывать сведения о случаях переодевания разведчиков (кроме партизан) в военную форму противника.
§ 109
Запрещается опубликовывать сводные данные по республикам, краям и областям о численности партизан, действовавших на советской территории, временно оккупированной немецкими захватчиками, а также о методах их конспирации, маскировки и деталях оборудования партизанских лагерей.
§ 110
Запрещается опубликовывать все сведения о дислокации и деятельности ЭПРОН (Экспедиция подводных работ особого назначения, создана в 1923 году, в 1942 преобразована в Аварийно-спасательную службу ВМФ. Занималась подъемом судов и подводных лодок. – ”ГОРДОН”) в советских, нейтральных и иностранных водах, без разрешения Главного Штаба Военно-Морских Сил.
§ 111
Запрещается опубликовывать данные о послевоенном тралении: название района (порта), общее количество предполагаемых в данном районе (порту) мин, сроках предполагаемой очистки района (порта), тип вытраленных мин, способ траления, общее количество вытраленных мин, за исключением сведений, переданных Министерством Вооруженных Сил в Международную Комиссию по послевоенному тралению.
§112
Запрещается опубликовывать сообщения об открытии после траления для плавания районов, портов и фарватеров, кроме сведений, опубликованных в открытых извещениях мореплавателям.
§ 113
Запрещается опубликовывать данные о количестве мобилизованных в Вооруженные Силы всех видов механического и живого транспорта, о его потерях и возвращении гражданским министерствам (ведомствам), а также о количестве продовольствия, поставленного Вооруженным Силам во время Отечественной войны.
§ 114
Запрещается опубликовывать данные о количестве военной техники, полученной от союзников как в целом за время Отечественной войны, так и по годам, а также сведения об опыте использования иностранной техники. § 329
Запрещается опубликовывать сведения, даже единичные, о случаях заболеваемости скота и грызунов чумой и сводные данные по СССР, республикам, краям, областям и районам о массовой эпизоотии и инфекционных заболеваниях скота.
§ 330
Запрещается опубликовывать сводные данные в абсолютных цифрах и процентах о размерах падежа скота в целом по СССР, республикам, краям и областям, а также о массовом падеже скота но районам н животноводческим совхозам.
РАЗДЕЛ ДЕСЯТЫЙ
РАЗНЫЕ СВЕДЕНИЯ
§ 331
Запрещается опубликовывать сведения, касающиеся государственных шифров, шифрованной и расшифрованной переписки, переписки о шифрах и шифровальной работе.
§ 332
Запрещается опубликовывать сведения о правилах ведения секретной переписки, хранения секретных документов и материалов, о потере и хищении секретных бумаг.
§ 333
Запрещается опубликовывать рецензии на издания, имеющие ограничительные грифы, и на издания, запрещенные или изъятые органами цензуры.
§ 334
Запрещается опубликовывать выдержки и цитаты из материалов и изданий, имеющих ограничительные грифы, а также ссылаться на них. Запрещается опубликовывать какие-либо сведения по делам специальных переселений и какие-либо сведения о спецпереселенцах.
§ 336
Запрещается опубликовывать:
а) сводные данные, характеризующие состояние преступности, чрезвычайные происшествия и судимости по СССР, республикам, краям, областям, городам, районам, министерствам и ведомствам;
б) сведения о случаях измены Родине;
в) сведения о закрытых судебных процессах без разрешения Министерства юстиции СССР;
г) сведения и материалы о деятельности антисоветских организаций и группировок и о борьбе с ними;
д) данные об административных высылках социально-опасных элементов;
е) сведения о порядке и способах передвижения и конвоировании арестованных, а также сведения о конвойной службе.
§ 337
Запрещается опубликовывать материалы, акты и сведения:
а) о крупных авариях, катастрофах и пожарах в промышленности, на транспорте и в государственных учреждениях;
б) о злоумышленных действиях и нападениях на объекты;
в) о стихийных бедствиях в сельском и лесном хозяйстве.
§ 338
Запрещается опубликовывать:
а) все данные о контингентах военнопленных, перебежчиков, заключенных и спецпереселенцев как по СССР, республикам, краям и областям, так и по лагерям, тюрьмам, колониям и местам специальных поселений;
б) данные о дислокации лагерей, тюрем, колоний и мест специальных поселений.
§ 339
Запрещается опубликовывать данные о состоянии, планах и всех мероприятиях по обеспечению местной противовоздушной и противохимической обороны и противопожарной охраны городов, промышленных, транспортных, оборонных и специальных объектов, войсковых частей и государственных учреждений.
§ 340
Запрещается опубликовывать:
а) сведения о количестве ядов и взрывчатых веществ, используемых промышленностью СССР от предприятия и выше; б) данные о дислокации баз хранения ядов и взрывчатых веществ, количестве ядов и взрывчатых веществ, хранящихся на базах и об их перевозках.
§ 341
Запрещается опубликовывать все сведения, указывающие маршруты поездок, остановки, места выступлений и пребывания членов и кандидатов Политбюро ЦК ВКП(б), членов Президиума Верховного Совета СССР, членов правительства СССР, заместителей Министра Вооруженных Сил СССР, начальника Генштаба и начальников Главных штабов.
§342
Запрещается опубликовывать без разрешения МГБ СССР:
а) сведения о деятельности советских разведывательных органов;
б) сведения о шпионской, вредительской и диверсионной деятельности, о поимке шпионов, вредителей, диверсантов о методах борьбы с ними.
§ 343
Запрещается опубликовывать какие бы то ни было сведения о подготовке работников военно-дипломатической службы.
§ 344
Запрещается опубликовывать:
а) тиражи изданий Вооруженных Сил;
б) сведения об участии военнослужащих и частей Вооруженных Сил в с/х работах.
§ 345
Запрещается опубликовывать суммированные сведения об иностранных армиях, полученные в результате обработки иностранной прессы.
§ 346
Запрещается опубликовывать номера телефонов воинских частей, соединений, штабов, учреждений и заведений Вооруженных Сил, МВД и МГБ, за исключением открытых для печати военно-учебных заведений, комендатур и коммутаторов штабов военных округов, флотов, флотилий, расположенных на территории СССР, и городских телефонов редакций окружных флотских и флотских газет. § 347
Запрещается опубликовывать сведения о системе и методах несения охраны промышленных предприятий, государствах сооружений, мест заключения и других объектов.
§ 348
Запрещается опубликовывать без разрешения руководства МВД СССР сведения о методах борьбы с контрабандой, бандитизмом и фальшивомонетчиками.
§ 349
Запрещается опубликовывать сведения о перебоях в снабжении населения СССР.
П р и м е ч а н и е. Ограничение § 349 не распространяется на отдельные заметки о недостатках работы торгующих организаций, не выявляющие случаев перебоев в снабжении населения.
§ 350
Запрещается опубликовывать данные в абсолютных цифрах по объему товарооборота по СССР, республикам, краям и областям (в том числе сводные данные о реализации отдельных товаров в торговой сети СССР и другие сводные показатели торговли).
Запрещается опубликовывать эти данные также и в процентах, если они не соответствуют сообщениям ЦСУ СССР или его местных органов.
§ 351
Запрещается опубликовывать сводные индексы розничных цен и оптово-отпускных цен по промышленности в целом и сельскому хозяйству.
§ 352
Запрещается опубликовывать данные о наличии в министерствах и ведомствах секретных, секретно-шифровальных отделов и особых секторов и военно-мобилизационных отделов. § 353
Запрещается опубликовывать сводные данные о количестве рабочих, служащих и инженерно-технических работников по министерствам (ведомствам) и главкам.
§ 354
Запрещается опубликовывать планы и отчеты по подготовке квалифицированной рабочей силы в государственных трудовых резервах, а также сведения о наличии подготовленной рабочей силы и специалистов по СССР в целом, отдельным министерствам и союзным республикам.
§ 355
Запрещается опубликовывать сведения о мобилизации населения для выполнения трудоемких и тяжелых работ по СССР в целом, республикам, краям, областям и министерствам.
§ 356
Запрещается опубликовывать фотосъемки, аэро фотопланы, фотосхемы, фотопланшеты, фотоснимки и топографические съемки всех масштабов с заснятыми объектами оборонного значения.
§ 357
Запрещается опубликовывать новые технические и технологические приемы использования микроорганизмов в медицине, промышленности, геологической разведке, в борьбе с коррозией металлов, приемы борьбы с обрастанием кораблей и с разрушениями, производимыми морскими древоточцами.
Примечание. На издание и переиздание ГОСТов, содержащих стандарты новых высокопроизводительных технологических и производственных процессов, цензор обязан потребовать от издательства справку соответствующего министерства о том, что данные материалы не содержат в себе секретных сведений.
§ 359
Запрещается опубликовывать сведения о советской цензуре и данные, раскрывающие организацию и методы работы органов цензуры.»
Отправлено: 11.06.20 04:19. Заголовок: Записки бывшего подп..
Записки бывшего подполковника КГБ: Карьера в спецслужбе "от сохи" – от гражданского служащего до оперативного уполномоченного
Рассказ о том, как я оказался в КГБ
Расскажу немного о себе. Родился я в Москве на Красной Пресне в 1947 году в семье, в которой отец был инвалидом Второй мировой войны, а мать простой работницей. По окончании школы-восьмилетки я пошел работать. Жила моя семья бедно даже по советским более чем скромным меркам. Образование я продолжал в вечерней школе, одновременно занимался спортом – вольной борьбой. В 19 лет я был призван в армию. Службу проходил в группе советских войск в Германии в составе 18-й гвардейской авиационной армии, с 1966 по 1969 годы. После демобилизации работал в лаборатории высотного и гидравлического оборудования авиационного конструкторского бюро имени Сергея Ильюшина, одновременно проходя обучение во Всесоюзном юридическом заочном институте (ВЮЗИ) – ныне Московская государственная юридическая академия.
С первого по третий курс был неизменным старостой группы, активным членом научного кружка, которым руководил профессор Борис Здравомыслов, ставший в 1979 году ректором ВЮЗИ. После моего доклада на одном из заседаний кружка профессор высказал мнение, что выбранная тема вполне может быть основой кандидатской диссертации, а сделанный доклад является серьезной заявкой для ее подготовки. При этом отметив, что он готов быть моим научным руководителем в работе над диссертацией. В ту пору я был студентом всего лишь второго курса.
Ни я, ни профессор Здравомыслов не знали тогда, что судьба мне готовит совсем иные пути. Лишь только закончились экзамены за второй курс института, получил я письмо в конверте без обратного адреса. В письме мне предлагалось для получения работы по приобретаемой мною профессии позвонить по указанному номеру. Начальные цифры номера телефона были 224 или, как по традиции называли данный коммутатор в здании КГБ на Лубянке – Б-4.
О ведомственной принадлежности указанного коммутатора я понятия не имел тогда. Предложение работы, предположительно по моей профессии, в области юриспруденции, естественно, меня заинтересовало. Я позвонил и в процессе краткого телефонного разговора мне была назначена встреча в приемной КГБ на Кузнецком мосту. В этот момент стало понятно, из какого ведомства я получил письмо.
Так состоялось мое знакомство с руководителем кадрового подразделения 10-го отдела КГБ при СМ СССР подполковником Александром Ивановичем Александровым. Он был откровенен, заявив, что уже более года ведется мое изучение. С учетом полученных положительных характеристик за время службы в армии, с места работы и учебы мне делается официальное предложение о переходе на работу в КГБ при СМ СССР, первоначально в качестве гражданского специалиста, с последующим присвоением офицерского звания.
Я был тоже откровенен, сказав что меня интересует научная деятельность. Кроме того, я совсем недавно завершил срочную службу. Продолжение воинской службы в каком бы то ни было качестве не входит мои жизненные планы. Расстались мы на том, что я подумаю и, если мое мнение по поводу работы в КГБ изменится, я позвоню.
Приблизительно через пару месяцев подполковник Александров позвонил мне сам и назначил очередную встречу в приемной КГБ. На этот раз он был более настойчив, напирая, что подобные предложения делаются единицам из многих тысяч. Инициативных, изъявивших желание поступить на работу в органы госбезопасности, не берут. Кандидатов для работы в КГБ тщательно подбирают кадровые аппараты его различных подразделений.
Сам факт предложения о переводе на работу в органы КГБ должен рассматриваться мною и любым другим кандидатом на зачисление в советские органы государственной безопасности, как акт высокого политического доверия. Отказ же считается нелояльностью не только по отношению к КГБ, как ведомству, но и по отношению к советскому политическому строю, который органы госбезопасности призваны охранять от враждебных посягательств. Подполковник Александров не преминул также заметить, что мне, как комсомольцу и будущему юристу, которому будет высказано политическое недоверие, вряд ли в последующем будет легко найти работу по специальности. Намек был более чем прозрачный. Я поменял место работы. Из Конструкторского бюро Ильюшина перевелся на предприятие производителя авиационных агрегатов, расположенное на Красной Пресне. В связи с переходом на новое место работы изменилось место моего комсомольского учета. Теперь это был Краснопресненский райком комсомола, который отказал мне в выдаче рекомендации для направления на работу в органы госбезопасности, так как я состоял на учете меньше года, что являлось обязательным условием при выдаче характеристики.
Впереди был целый год и мне казалось, что за это время интерес к моей персоне со стороны КГБ сойдет на нет. Однако я ошибся. Ровно через год подполковник Александров вновь о себе настойчиво напомнил. И после нескольких встреч с ним я дал согласие о моем переводе на работу в КГБ при СМ СССР, первоначально – в качестве гражданского служащего, оговорив, что, если я буду неудовлетворен условиями работы, я смогу вернуться в народное хозяйство, как именовалась в КГБ гражданская служба. Так начался мой путь по карьерной лестнице в качестве сотрудника органов советской госбезопасности.
Меня зачислили в секретариат 10-го (самостоятельного) отдела КГБ СССР в качестве делопроизводителя. Отдел только назывался отделом. В действительности по числу сотрудников он превосходил, к примеру, 5-е управление КГБ в первые годы существования идеологической контрразведки. Возглавлял отдел, как и велось в крупных подразделениях центрального аппарата КГБ, генерал. В ту пору, а начинал я службу в госбезопасности в 1972 году, руководил отделом генерал-майор Андрей Васильевич Прокопенко. В составе отдела кроме секретариата было четыре отделения. Кроме того в него структурно входил центральный архив КГБ и следственный изолятор в Лефортово.
В мои обязанности входило отправление почты, исходящей из 10-го отдела КГБ. С учетом наличия в его составе центрального архива советской госбезопасности объем почты был значительным, так как в 10-й отдел поступали запросы из подразделений КГБ с территории всего СССР. Иногородняя почта сдавалась в фельдъегерскую службу, располагавшуюся на улице Малая Лубянка. Внутренняя корреспонденция мною разносилась по огромному комплексу зданий, известных, как дом №1 и дом №2, стоящих на Лубянской площади и Фуркасовском переулке, и дом №12 на улице Большая Лубянка. Я невольно знакомился с историей этих огромных зданий и самих органов советской госбезопасности.
В доме №2 частично сохранена была внутренняя тюрьма, стены которой наверное навсегда впитали специфический запах, лестничные пролеты этого здания, выходящие во двор, были затянуты металлической сеткой, как средство от попыток самоубийств тех, кого по этим лестницам в прошлом доставляли в кабинеты следователей и препровождали обратно в камеры внутренней тюрьмы.
Рассылая, в соответствии с запросами территориальных органов, архивные уголовные дела и так называемые дела оперативного учета (агентурные, оперативных формуляров и разработок), я прикоснулся к целому миру, недоступному для обычного человека. В этом, закрытом от посторонних взоров, мире существовали агенты и резиденты, явочные и конспиративные квартиры, службы наружного наблюдения и слухового и визуального контроля.
Мне представилась возможность посредством архивных дел знакомиться, пусть бегло, и все же это было по-настоящему захватывающе, с операциями советских спецслужб со времени их зарождения и практически до дней современных. Это было потрясающе – видеть оригинальные резолюции руководителей государства и госбезопасности: Иосифа Сталина, Феликса Дзержинского, Вячеслава Менжинского, Николая Ежова, Генриха Ягоды, Лаврентия Берии и многих других. Писались они, как правило, так называемыми деловыми цветными карандашами, которые на пожелтевших от времени страницах выглядели на удивление свежо.
Мне открылся непознанный для многих мир. Я читал архивное уголовное дело по расследованию гибели в период Великой отечественной войны краснодонских "молодогвардейцев". Из материалов дела было очевидно, что Александр Фадеев в своем романе, посвященном их гибели, представил совершенно неверную картину того, что послужило причиной провала подпольщиков.
Из архивного уголовного дела по расследованию авиакатастрофы, явившейся причиной гибели выдающегося советского летчика Валерия Чкалова, я узнал о жесткой конкуренции среди ведущих советских авиаконструкторов и неблаговидной роли авиаконструктора Яковлева, доносившего на своих конкурентов. Много узнал о разведывательной деятельности зарубежных разведорганов на территории СССР и противодействия им советских спецслужб, в том числе в период ВОВ и последовавшие за войной годы. Были дела и о массовых репрессиях, и о выселении народов Советского Союза... Много чего я узнавал того, о чем отсутствовала информация в открытых источниках, так как на всех делах и документах стоял гриф "Секретно" или "Совершенно секретно".
Прошел год моей работы в секретариате 10-го отдела КГБ. К этому времени я закончил четвертый курс института. Необходимо было думать о получении профессиональных навыков по приобретаемой профессии. Перспектив в этом плане на новом месте работы я не имел. Я написал заявление с просьбой уволить меня по собственному желанию и передал его в кадровый аппарат 10-го отдела КГБ. Вновь за меня взялся подполковник Александров. К этому времени для меня не было секретом его прозвище среди сотрудников 10-го отдела: Рашпиль. Так называется напильник для грубой обработки металлических деталей. Александров, действительно, мог жестоко пройтись по судьбе любого сотрудника без каких-либо сожалений.
Я был тверд, заявляя, что перспектив для себя не вижу. Кроме того, после перехода в КГБ я значительно потерял в заработной плате. Александров заверял меня, что через год-два я могу получить звание офицера, после чего я значительно выиграю в денежном эквиваленте. К тому же мне будет положен ряд льгот. На это я ответил, что не намерен ждать год-два и заниматься примитивной работой, и по-прежнему настаиваю на моем увольнении.
Александров ответил, что в настоящее время в отделе попросту нет вакантных офицерских должностей, поэтому и идет речь о годе-двух ожидания. В настоящее время он оформляет двух выпускников Высшей школы КГБ для прохождения службы в 10-м отделе КГБ. По окончании Вышки, как именовали это учебное заведение в стенах КГБ, оба эти офицера вообще-то должны были следовать в Особые отделы КГБ при войсковых частях, расположенных порой в отдаленных местах. А они по состоянию здоровья не могли служить в подобных условиях.
В стенах огромного здания на Лубянской площади в ходу были понятия "от сохи" и "с улицы". "От сохи" – это о таких, как я, без влиятельных родственников. "С улицы" – тоже про подобных мне, выпускников гражданских вузов и не имеющих родственников из числа сотрудников госбезопасности. Такие двигались по служебной лестнице в последнюю очередь и на них демонстрировалась мнимая партийная требовательность и начальственная взыскательность.
С "больными-доходягами", выпускниками Высшей школы КГБ, Владимиром Чаминым и Александром Гусевым я был затем в хороших товарищеских отношениях всю мою последующую службу в КГБ. Отцы их были сотрудниками центрального аппарата КГБ при СМ СССР и сделали все возможное для того, чтобы их сыновья остались в Москве, а не были отправлены в глухомань. Прослужив несколько лет на офицерских должностях в 10-м отделе КГБ, Чамин был переведен в один из отделов 2-го главного управления КГБ, а Гусев, как и я, оказался в 5-м управлении КГБ. Через несколько лет, увлекшись каратэ, он станет призером первенства КГБ по этому виду спорта. Вот такими мнимыми "доходягами" в действительности были Чамин и Гусев. Подобных им "доходяг" с влиятельными родственниками мне много встретилось за время службы. Уволен из КГБ я не был. Генерал Прокопенко дал нагоняй подполковнику Александрову за неправильную кадровую работу, а мне начальником секретариата подполковником Геннадием Ивановичем Девочкиным было сказано, что КГБ не проходной двор и уволен я не буду. Через несколько дней приказом по 10-му отделу я был назначен на должность младшего оперуполномоченного 2-го отделения. Данное подразделение осуществляло так называемую специальную проверку советских граждан, выезжающих в служебные командировки в зарубежные страны.
Моя новая деятельность заключалась в рутинной проверке по оперативным учетам лиц, оформляемых в зарубежные служебные командировки, и их близких родственников, в рассылке запросов по их местам проживания и работы. Мне невольно приходилось знакомиться заочно со многими советскими знаменитостями и узнавать о сторонах их жизни, неизвестных широкой публике. Через полгода мне было присвоено звание младшего лейтенанта.
Прошел еще один год. Я закончил обучение в институте, став дипломированным юристом. Вскоре после этого меня пригласил к себе в кабинет секретарь партийной организации 10-го отдела Василий Тимофеевич. Фамилия его не сохранилась в моей памяти. Задав мне дежурные вопросы и поздравив с окончание института, он неожиданно заявил: "Знаешь, Владимир, есть предложение тебя перевести". Я невольно напрягся.
Мне было известно о том, что под Москвой, неподалеку от города Чехов, было отстроено новое хранилище для архива КГБ. Место расположения данного объекта, способного выдержать ядерный удар, было в лесу, в стороне от населенных пунктов, на территории, огороженной забором из колючей проволоки с вышками и часовыми на них. Желающих отправиться туда для прохождения службы из числа москвичей – сотрудников 10-го отдела – естественно, не было. Многих принуждали, как могли. Ну, думаю, настал мой черед. Теперь, с погонами младшего лейтенанта, не отвертишься. С такими, как я, – "от сохи и с улицы" – как правило, не церемонились. Ждать защиты или поддержки было неоткуда. И вдруг, совершенно неожиданно для меня, мой собеседник произнес: "...в 5-е управление". Это не был "город Чехов" за колючей проволокой.
Сравнительно недавно, проходя срочную службу в ГДР, без малого три года я провел за высоким забором. Оказаться вновь в подобном положении да еще на срок в 25 лет – время службы офицера до выхода на пенсию – мне не хотелось. "5-е, так 5-е, глядишь, не худший вариант", – подумал я и произнес вслух: "Я согласен".
Собеседник мой снял трубку с аппарата "ОС" (внутренней защищенной оперативной связи) и позвонил кому-то, называя его Пасс Прокопьевичем. Помню, меня удивило это звучавшее на старинный манер имя и отчество. Закончив короткий разговор, Василий Тимофеевич сказал: "Иди. Дом №1, кабинет 901. Начальник 1-го отдела полковник Смолин тебя ждет". Через несколько минут я был в соседнем здании.
Дело в том, что только с внешней стороны огромное здание на Лубянке выглядело этаким монолитом. В действительности, с послевоенных лет оно состояло из двух корпусов – дома №2 по Лубянской площади и дома №1 по Фуркасовскому переулку. Дом №2 появился на Лубянской площади еще в дореволюционные времена, когда-то в нем размещалось страховое общество "Россия". Но, когда в здании обосновались чекисты, оно стало символом страха для всей страны Советов.
После победы над гитлеровской Германией пленные немцы строили в Москве много зданий. В числе построенных ими был дом №1 по Фуркасовскому переулку. Третий и седьмой этажи дома №2 и дома №1 были соединены переходами, посредством которых можно было перейти из одного здания в другое. Одной из особенностей дома №2 был его круговой коридор, по которому можно было долго бродить в поисках нужного кабинета или перехода в дом №1.
Оказавшись в кабинете начальника 1-го отдела 5-го управления, я увидел высокого мужчину, голову которого венчала шапка курчавых смоляных волос, отмеченных сединой, обрамляющих высокий лоб, с яркими, пронизывающими голубыми глазами. В кабинете присутствовал еще один человек, произведший на меня странное впечатление. Был он коротко стрижен, лицо его удивляло низким лбом, маленьким вздернутым носиком, а главное – характерными синими прожилками на носу и щеках. "Странно, – подумалось мне, – по виду – пьяница".
Странность его облика дополнял совсем немодный галстук. Но не это вызвало мое удивление. Галстук почему-то был непомерной длины и приходился его владельцу значительно ниже пояса. Вскоре мне стало известно прозвище этого человека – Пьяный ежик. Оно будет сопровождать Владимира Сергеевича Струнина все годы службы в КГБ, куда он был переведен из МВД СССР в звании капитана милиции. На момент моего знакомства с ним он был начальником 2-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ и имел звание подполковника госбезопасности. Закончил же он службу в должности начальника пресс-бюро КГБ СССР в звании генерал-майора. Его начальником в тот период был полковник Смолин, которого подчиненные называли "лубянским мечтателем". Он закончил службу тоже в звании генерал майора, начальника УКГБ по Саратовской области. Обладатель пронзительных глаз сидел за руководящим столом. Обращаясь к нему, я по-военному доложил: "Младший оперуполномоченный 2-го отделения 10-го отдела КГБ младший лейтенант Попов по вашему приказанию прибыл". Минут 30 длилось со мною собеседование. Одним из неожиданных для меня вопросов был о том, "какие толстые журналы я читаю".
Толстыми в советские времена называли литературные журналы. Я честно ответил, что лишь пару недель назад завершил высшее образование, сдав государственные экзамены и получив диплом о высшем образовании. Так как обучение в высшем учебном заведении я совмещал с работой, а затем со службой в КГБ, у меня просто не оставалось свободного времени для систематического чтения литературных журналов, но что теперь, после завершения образования, я смогу восполнить этот пробел, поскольку литература и история с детских лет являются моими увлечениями.
"Вот и прекрасно, – резюмировал полковник Смолин. – Владимир Сергеевич Струнин, – продолжил он, жестом руки показывая на человека, сидевшего напротив меня за приставным столиком, – является начальником отделения, в котором имеется литературная группа, оперативно курирующая творческие литературные союзы. Если ваша кандидатура после нашего собеседования получит одобрение руководства 5-го управления, вы будете зачислены в данное подразделение. Возражений нет?" – спросил меня полковник Смолин, буравя меня своими пронзительными глазами.
Я ответил, что возражений нет, но смущает меня отсутствие специальной подготовки для осуществления оперативной деятельности. На это я получил ответ, что я пройду подготовку по индивидуальному плану и на курсах при Высшей школе КГБ. ... В те годы это было не трудно. Немало чекистов сгинули в своих же застенках от рук своих же коллег. Как вспоминал бывший высокопоставленный чекист Виктор Ильин, ставший неугодным бывшему всесильному министру госбезопасности Виктору Абакумову, "я видел как люди... заслуженные люди... генералы... на коленях молили следователя, какого-нибудь лейтенантика, не покалечить их, когда он их пытает или бьет" (Политический журнал. № 11-12. 2 апреля 2007 года. – Попов). Ильин отсидел девять лет и после освобождения в 1956 году занимал крупную должность в Литературном фонде Союза писателей СССР. Фонд обеспечивал членов СП всем необходимым – от путевок в дома творчества до распределения дач и квартир. Так что все, кто в чем-то нуждался, шли к нему на поклон.
После беседы с генералом Бобковым я был зачислен в штат 5-го управления КГБ при СМ СССР на должность младшего оперативного уполномоченного 2-го отделения 1-го отдела, в так называемую литературную группу. Однако кадровик 10-го отдела КГБ СССР подполковник Александров не хотел отпускать меня с миром. Вызвав меня, он в резких тонах называл меня карьеристом и пугал тем, что обратно меня в отдел не возьмет. В который раз мне пришлось убедиться, что совсем не зря нарекли его "Рашпилем".
Мое непосредственное руководство заверило меня, что через три месяца я буду повышен в должности – стану оперативным уполномоченным. Должность эта давала существенную добавку в денежном содержании и позволяла расти в воинском звании до капитана (в отличие должности младшего оперативного уполномоченного, ограниченной званием лейтенанта).
Но Александров не хуже меня понимал, что в данной ситуации он бессилен, что нынешний начальник 10-го отдела КГБ генерал Сергей Серегин назначен был на эту должность с поста первого заместителя начальника 5-го управления КГБ, и мой перевод осуществлен по прямой договоренности с ним. Тогда я не знал, что еще один человек невольно приложил руку к моему переводу. Звали его Евгений Федорович Иванов. В прошлом он был сотрудником центрального архива КГБ. К оперативной работе, на момент принятия его на службу в госбезопасность, он был не годен по состоянию здоровья и начинал свою деятельность в архиве на гражданской должности.
Через некоторое время Иванов был по формулировке, принятой в КГБ, аттестован, получил воинское звание лейтенанта, а спустя еще несколько лет оказался уже на оперативной работе: первоначально в 10-м отделе 2-го главного управления КГБ, под руководством Бобкова, а затем в 5-м управлении КГБ. Именно в нем Иванов сделал блестящую карьеру, став начальником 5-го управления КГБ СССР и генерал лейтенантом. В 10-м отделе его вспоминали, как лодыря и интригана. В 5-м управлении КГБ его нарекли Хряк, так как был он не по годам тучен и нетороплив.
Осенью 1977 года из "литературной группы" я был переведен в 11-й отдел 5-го управления КГБ, которому было поручено контрразведывательное обеспечение в СССР предстоящих Олимпийских игр 1980 года. Сотрудником этого отдела я оставался до 1989 года, когда был назначен заместителем начальника 12-й группы 5-го управления КГБ, осуществлявшего координацию деятельности 5-го управления КГБ СССР с аналогичными подразделениями органов государственной безопасности социалистических стран.
Отправлено: 11.06.20 04:24. Заголовок: Провальная вербовка писателя Войновича
Записки бывшего подполковника КГБ: Провальная вербовка писателя Войновича Ч.1 Дело Владимира Войновича
Для агентурного проникновения в различные группы и течения в среде творческой интеллигенции необходим был процесс обновления агентуры, дающий возможность наиболее полного анализа происходящих процессов, осуществления контроля за ними и лицами, вовлеченными в них. На тех, кто представлял, по мнению оперативных работников, оперативный интерес, заводились дела кандидатов на вербовку, которые реализовывались вербовкой и направлением материалов в архив. Те, кто допускал, по действовавшим в советские времена нормам, антисоветские проявления, подвергались оперативной проверке.
При получении достаточно серьезных данных заводилось дело оперативной разработки, целью которой являлось оперативное их документирование. Оперативные разработки на советских граждан завершались передачей материалов в следственные подразделения, вербовкой, вынесением официального предостережения или профилактикой.
В числе тех, кто находился в поле зрения "литературной группы" 5-го управления КГБ СССР, был писатель Владимир Войнович. Конечно же, не он один интересовал чекистов. Среди тех, кто вызывал интерес, числились Фазиль Искандер, Олжас Сулейменов, Георгий Владимов, Анатолий Гладилин, Владимир Максимов и еще достаточное количество литераторов, творчество которых не вписывалось в жесткую канву социалистического реализма или же доставляло беспокойство литературным и партийным функционерам.
О Владимире Войновиче хочется рассказать отдельно, поскольку много лет он пытался выяснить, что же с ним произошло при встрече с двумя чекистами в гостинице "Метрополь" в мае 1975 года. Так как автор этих строк был невольным свидетелем приготовлений к этой операции, о ней мой рассказ.
Итак, в отношении тех, кто допускал антисоветские проявления, осуществлялось их оперативное изучение. В такое изучение был взят Владимир Войнович во время написания им романа "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина", о чем в КГБ стало известно из сообщений агентуры. Роман, начиная с его названия, являлся явно антисоветским.
В фамилии героя Чонкина был намеренный намек на ЧОН – части особого назначения. Эти подразделения являлись военно-партийными отрядами, создаваемыми на основании постановления ЦК РКП (б) от 17 апреля 1919 года для борьбы с контрреволюцией. Неприемлемый для публикации в СССР роман увидел свет в "самиздате". В 1975 году он был опубликован в Париже издательством YMCA-Press. Зарубежные радиостанции "Голос Америки", ВВС, "Немецкая волна" посвящали свои передачи публикации "Чонкина" и передавали в эфир отдельные отрывки из книги. Руководство КГБ СССР ежедневно получало сводки радиоперехвата, состоящие из записей радиопередач зарубежных радиостанций, вещавших на территории Советского Союза. Просматривая их, руководители ведомства на страницах сборника радиоперехвата писали резолюции соответствующим подразделениям, давали указания к действиям. Чем чаще упоминалось в них имя какого-то диссидента, тем сложнее становилась жизнь конкретного оперативного работника, на которого обрушивался поток резолюций – одна грознее другой.
В подобной ситуации оказался сотрудник "литературной группы" оперуполномоченный 2-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ СССР майор Геннадий Зареев. Зареев закончил филологический факультет МГУ, не без помощи отца – руководителя крупного московского речного порта оказался на службе в КГБ, считался там знатоком литературы (не зря же филфак кончал!), грешил писанием стихов и, конечно же, знал наизусть стихи многих признанных авторов.
Имел он вместе с тем особенности характера, не способствовавшие его карьере. Был он по природе своей застенчив. По этой причине агентурную работу не любил и даже боялся ее. С агентами, которые были переданы ему на связь, не встречался месяцами, а то и годами. Вербовать же их он попросту не мог. Выручало его умение писать различные документы, прежде всего справки для руководителей различного уровня по различным проблемам в литературной среде. Благодаря этому он без задержек продвигался по служебной лестнице и в отделении был ветераном.
После появления на Западе отдельных глав "Чонкина" в соответствии с указанием руководства 5-го управления КГБ Зареев завел дело оперативной проверки (ДОП) на писателя Войновича. Ситуация вокруг писателя начала резко накаляться. Недовольные партийные руководители, начиная с заведующего отделом культуры ЦК КПСС В[асилия] Шауро и заведующего отделом пропаганды этого же партийного органа А[льберта] Беляева, передали этот вопрос руководству КГБ, которое, в свою очередь, требовало от своих сотрудников принятия надлежащих мер в отношении "отщепенца Войновича".
1-м отделом 5-го управления КГБ руководил в ту пору полковник Пасс Прокопьевич Смолин. По образованию он был инженером-конструктором, по партийному набору направленный на службу в госбезопасность. Смолин решил попробовать завербовать Войновича, а для этого сначала подвергнуть его "профилактике".
Чтобы продемонстрировать партийному руководству обеспокоенность КГБ деятельностью Войновича, Зареев написал докладную, подписанную Андроповым и посланную в ЦК КПСС. Правили документ начальник 2-го отделения 5-го управления КГБ подполковник Владимир Струнин и заместитель начальника 5-го управления КГБ генерал-майор Иван Абрамов.
Экз. 2
КГБ при СМ СССР Секретно №784/А 5 апреля 1975 г. ЦК КПСС
О намерении писателя В. Войновича создать в Москве отделение международного ПЕН-клуба
В результате проведенных Комитетом госбезопасности при Совете министров СССР специальных мероприятий получены материалы, свидетельствующие о том, что в последние годы международная писательская организация ПЕН-клуб систематически осуществляет тактику поддержки отдельных, проявивших себя в антиобщественном плане, литераторов, проживающих в СССР. В частности, французским национальным ПЕН-центром были приняты в число членов [Александр] Галич, Максимов (до выезда из СССР), [Лев] Копелев, [Владимир] Корнилов, Войнович (исключен из Союза писателей СССР), литературный переводчик [Вадим] Козовой.
Как свидетельствуют оперативные материалы, писатель Войнович, автор опубликованных на Западе идейно ущербных литературных произведений и разного рода политически вредных "обращений", в начале октября 1974 года обсуждал с [Андреем] Сахаровым идею создания в СССР "отделения ПЕН-клуба". Он намерен обратиться в Международный ПЕН-клуб с запросом, как и на каких условиях можно организовать "отделение" ПЕН-клуба в СССР с правом приема в него новых членов на месте. В качестве возможных участников "отделения" обсуждались кандидатуры литераторов [Лидии] Чуковской, Копелева, Корнилова, а также лиц, осужденных в разное время за антисоветскую деятельность, – [Юлия] Даниэля, [Анатолия] Марченко, [Анатолия] Кузнецова, [Валентина] Мороза. Войнович считает также, что принимать можно будет "необязательно диссидентов", но и "молодых писателей, которое заслуживают этого".
Таким образом, Войнович намерен противопоставить "отделение ПЕН-клуба" Союзу писателей СССР.
Характерно, что в плакате под названием "Писатели в тюрьме", рассылаемом американским ПЕН-центром, значится в числе прочих и фамилия Войновича, о котором в провокационных целях сообщается, что он "заключен в психиатрическую лечебницу", что не соответствует действительности.
В настоящее время Войнович встал на путь активной связи с Западом, имеет своего адвоката, гражданина США Л[еонарда] Шротера, ранее выдворявшегося из СССР за сионистскую деятельность. Войнович поддерживает контакт с неким И[горем] Шенфельдом, одним из функционеров польского эмигрантского центра "Культура", и с другими антисоветски настроенными представителями эмиграции ([Никита] Струве, Максимов, [Виктор] Некрасов, [Наум] Коржавин-Мандель), через которых стремится публиковать свои произведения на Западе, а также постоянно встречается с аккредитованными в Москве и временно приезжающими в нашу страну иностранцами.
Парижское издательство "Имка-пресс" в феврале 1975 года выпустило в свет на русском языке "роман-анекдот" Войновича "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина", в аннотации к которому сообщается, что это "роман о простых русских людях накануне и в первые дни Второй мировой войны", что автор передает "трагедию русского народа, обездоленного и обманутого своим "великим отцом". Роман издан в переводе в Швеции и будет издаваться в ФРГ.
Кроме того, Войнович вступил в члены так называемой "русской секции" Международной амнистии, организованной в Москве [Валентином] Турчиным и [Андреем] Твердохлебовым, являющимися активными участниками антиобщественных акций.
В конце января 1975 года Войнович заявил ряду западных корреспондентов, что он не имеет возможности печататься в СССР, в связи с чем не может обеспечить свою семью с помощью литературного труда, допустил ряд грубых выпадов против Союза писателей, сказав, что события, происшедшие в творческой жизни в СССР, обусловили его "коллизию с официальной советской доктриной социалистического реализма". Войнович подчеркнул, что он не признает полномочия Всесоюзного агентства по авторским правам и сознательно публикует свои произведения на Западе.
С учетом того, что Войнович скатился, по существу, на враждебные позиции, готовит свои произведения только для публикации на Западе, передает их по нелегальным каналам и допускает различные клеветнические заявления, мы имеем в виду вызвать Войновича в КГБ при СМ СССР и провести с ним беседу предупредительного характера. Дальнейшие меры относительно Войновича будут приняты в зависимости от его реагирования на беседу с ним в КГБ.
Председатель Комитета госбезопасности
Ю. Андропов
В майский день 1975 года капитан Зареев в кабинете номер 916, расположенном, соответственно, на девятом этаже здания 1/3 на площади Дзержинского (ныне Лубянской), в котором размещалась "литературная группа", набрал номер телефона писателя Войновича. При контактах вовне с лицами, которые органам госбезопасности представлялись неблагонадежными, сотрудники КГБ использовали псевдонимы, как правило схожие с их настоящими именами и фамилиями. Зареев представился Войновичу как Геннадий Иванович Захаров.
В беседе он заявил Войновичу о необходимости срочно увидеться и переговорить. Волновавшийся перед звонком, он забыл подчеркнуть писателю обязательность сохранения в тайне ото всех самого факта телефонного разговора и предстоящей встречи, на которую Войнович дал согласие. Присутствовавший при телефонном разговоре Зареева с Войновичем начальник 2-го отделения подполковник Струнин, будучи по характеру весьма экспансивным человеком, эмоционально стал упрекать Зареева за его упущение, напирая на то, что быть может уже сегодня по "голосам" пройдет информация о вызове автора "Чонкина" в КГБ. Пришлось Зарееву, скрепя сердце, вновь звонить писателю и предупреждать его о необходимости сохранения в тайне предстоящей беседы.
Сам Войнович считал, что его, скорее всего, арестуют. Слово Владимиру Войновичу:
"Меня провожала моя жена Ирина. Перед входом в приемную КГБ (Кузнецкий мост, 24) мы простились, договорившись, что, если часа через два я не вернусь домой, она начнет звонить иностранным корреспондентам... В приемной меня встретил рыжеватый, конопатый, упитанный человек лет тридцати с обручальным кольцом на пальце. Это и был Захаров".
В. Войнович. Дело 34840
В описании Захарова-Зареева Войнович допускает некоторую неточность. Рыжеват он действительно был, его полное, с несколько одутловатым щеками и небольшими глубоко посаженными глазами придавали ему облик полноватого мужчины. Обручальное кольцо трудно было не заметить, так как было оно достаточно широким, по моде тех лет. Вот только конопушек на лице Зареева не было. Свидетельствую об этом, как человек, проведший с ним в кабинете лицом к лицу три года.
Первая встреча Войновича с Захаровым-Зареевым и его начальником Смолиным, представившимся Петровым, проходила в его рабочем кабинете, имевшим номер 901. В ходе этой встречи Петровым была обещана помощь Войновичу в публикации его произведений в Советском Союзе. В ответ на лестное предложение Войнович обещал подумать. Ему был назван телефон Петрова, являвшийся подставным, так как числился номер за Госкомиздатом. Через несколько дней Войнович позвонил, и Петров договорился с ним об очередной встрече, на этот раз в гостинице "Метрополь".
Войнович вспоминает:
"Разговор чем дальше, тем больше принимал зловещий характер. Тем не менее я старался объяснить им реальную ситуацию в литературе и в стране и даже выразил готовность составить объективную записку, но с условием, что она будет передана... "вашему шефу", сказал я, имея в виду Андропова...
– Очень хорошо, – приветствовал мои намерения Захаров. – Записку вашу мы непременно передадим.
– Да, – сказал Петров, – такой документ, безусловно, необходим. Но мне лично хотелось бы, чтобы в этом документе вы рассказали подробно, каким именно образом вы выходите на связь с иностранными корреспондентами, как эти связи развиваются...
Этим предложением он поставил меня на место, я вспомнил, с кем имею дело, в какую смешную и жалкую ситуацию сам себя загнал"
Отправлено: 11.06.20 04:25. Заголовок: Записки бывшего подп..
Записки бывшего подполковника КГБ: Провальная вербовка писателя Войновича Ч.2 Дело Владимира Войновича
Действительно, целью этой встречи была попытка чекистов втянуть Войновича в сотрудничество для начала через аналитические справки. Некоторая категория агентов из числа представителей творческой интеллигенции именно таким способом была привлечена к сотрудничеству. Начиналось оно с просьбы подготовить справку по какой-то проблеме, а после ее написания предлагалось подписать ее псевдонимом. Так человек становился агентом. Постепенно просьбы по освещению проблем конкретизировались и переходили на изучение людей, интересовавших органы госбезопасности.
Во всех гостиницах, и не только Москвы, где размещались иностранцы, имелись номера, которые на чекистском жаргоне назывались "плюсовыми". Такие номера были оборудованы техникой слухового контроля, называемой "Т" (как у нас говорилось, "Татьяна"). Отдельные номера были оборудованы техникой визуального контроля, имевшего литер "О" (называемый "Ольга").
В силу технических возможностей не каждый номер гостиниц был оборудован таким образом. Поэтому для размещения в "плюсовом" номере необходимо было своевременно договариваться со 2-м отделом 7-го управления КГБ СССР, которое осуществляло оперативное обслуживание соответствующих гостиниц. После этого оформлялось задание на специальном бланке, утверждаемом руководством отдела, в отношении иностранцев и руководства управления, когда необходимо было контролировать советских граждан. Данное задание сдавалось в 12-й отдел КГБ, где с учетом большой его загруженности нужно было "выбивать" так называемую точку, то есть пульт прослушивания.
Так как встреча состоялась по просьбе Войновича в день его звонка, чекисты не смогли провести необходимые подготовительные мероприятия. Оставался простейший и, по нормам КГБ, преступный вариант. Немного отвлекусь, чтобы было понятно, о чем именно речь.
Каждый оперативный отдел имел номер в центральных гостиницах, где принимались кандидаты на вербовку и вновь завербованные агенты. Впоследствии надежные агенты переводились на явочные или конспиративные квартиры. Номера, как правило, ежемесячно менялись, с целью недопущения расконспирации. Вот в таком номере и проводили беседу с Войновичем полковник Смолин и капитан Зареев.
Осознав, в какую банальную ловушку его пытаются заманить, Войнович, конечно же, начал предполагать худшее. Ему вспомнились подозрительными кивки и приветствия руками, которые делал кому-то Зареев. На самом деле тот просто поздоровался с коллегами из своего управления и из 2-го главка, идущими (так совпало) со своих оперативных встреч в "Метрополе" или же из расположенных рядом "Националя" и "Интуриста". Если бы Войнович потолкался у гостиницы "Метрополь" в какой-то другой день, он мог бы, к своему удивлению, увидеть много знакомых лиц из числа научной и творческой интеллигенции, направляющихся для конспиративных встреч с кураторами-чекистами.
Проводить встречу с Войновичем в подобном номере было верхом безответственности. Но это еще не все. Так как номер был не "плюсовой", возникала необходимость звукозаписи беседы. На скорую руку был найден вариант. Буквально за пару месяцев до исторической (без всякого преувеличения) встречи Войновича с чекистами в отеле "Метрополь", вошедшей в анналы мировых СМИ и большого числа публикаций, 1-й отдел получил специальную технику. Это был магнитофон, запись в котором осуществлялась на специальную тончайшую металлическую ленту. Рассчитан он был на непрерывную работу в течение четырех часов.
Автору этих строк, как молодому сотруднику, было поручено получить эту технику в оперативно-техническом управлении и выдавать ее сотрудникам отдела по мере необходимости. Я же должен был следить за своевременной зарядкой батареи и техническим состоянием магнитофона. Представлял он из себя небольшую коробку размером с пачку сигарет и снабжен был микрофоном, чуть больше наперстка, соединенным тонким шнуром с магнитофоном. Сам он помещался в боковой карман пиджака, а микрофон выводился под галстук, обеспечивая достаточно эффектный звукоприем.
Приведу пример. Как-то один из очень бдительных агентов генерала Абрамова поведал ему о том, что в Театре на Таганке в пьесе "Пристегните ремни" автора Григория Бакланова допускаются антисоветские реплики. По указанию генерала я был отправлен, по имеющейся в отделе брони на билеты, в указанной театр с только что полученной нами спецтехникой с заданием записать представление и подготовить затем справку. Сидел я где-то ряду в 12-м, но качество записи было прекрасным.
Постоянно везде опаздывавший, не имевший опыта оперативной работы Зареев, отправляясь на встречу к Войновичу, впопыхах запихнул микрофон в рукав пиджака, несмотря на настойчивые мои рекомендации разместить его, как положено, за галстуком, и весь раздернутый ринулся, как у нас говорили, "в город". Ему надлежало быть в гостинице первым, чтобы получить ключ от номера у дежурной по этажу и проверить порядок в комнате, так как в течение дня там уже состоялось несколько встреч оперативных работников отдела со своими оперативными контактами.
Вышедший своевременно полковник Смолин, устав ждать Зареева у памятника Карлу Марксу, направился к гостинице "Метрополь", опасаясь разминуться с Войновичем. Из-за всей этой суеты и сопутствующей ей нервозности Войновичу показалось, что вокруг крутились подозрительные личности, что-то против него замышлявшие.
Вылезающий из рукава Зареева микрофон... Зареев, сам куда-то постоянно выбегавший... Все это только накаляло и без того напряженную атмосферу встречи в номере гостиницы.
Необходимое пояснение: куда бегал Зареев, так нервируя Войновича. Как уже писалось выше, номер 480 гостиницы "Метрополь" в мае 1975 года был закреплен за 1-м отделом 5-го управления КГБ СССР для проведения конспиративных встреч с оперативными контактами. Время проведения таких встреч было лимитировано двумя часами. Чтобы не допустить неожиданных встреч на подходе к гостинице и непосредственно в ее помещениях людей, которые могли быть между собой знакомы, интервал между встречами должен был быть не менее получаса.
В отделе велся специальный журнал, в котором фиксировалось время планируемых встреч. Так как время, проведенное в беседе с Войновичем, превышало два часа, Зареев был вынужден выйти из номера и отправиться к телефону-автомату (сотовых тогда не было), позвонить в отделение и предупредить, чтобы никто не направлялся в указанный номер.
Заниматься этим несложным вопросом пришлось автору этих строк. В отделе было три отделения, и каждое по очереди вело журнал учета встреч в номере гостиницы "Метрополь". Буквально бегом по коридору ринулся я в расположение 3-го отделения, которое вело журнал, с тем чтобы предупредить о необходимости отмены встреч на ближайшие часы, поскольку после Зареева и Смолина в этот день в указанном номере планировались встречи других оперативных работников. Результат не замедлил сказаться: Войновичу показалось, что проходит операция по его отравлению, что Смолин его гипнотизирует, в то время как Зареев пытается отравить его ядовитым дымом.
Выбравшись из гостиницы, Войнович поведал об этом миру. Произошел грандиозный международный скандал.
Курил в то время Зареев трубку, иногда "стреляя" у коллег сигареты. Насколько я помню, в первых сообщениях об "отравлении" Войнович говорил, что Захаров-Зареев окуривал его чем-то из трубки. Потом как-то эта версии сошла на нет и появились отравленные сигареты.
Мне неизвестно, обладал ли полковник Смолин гипнотическими способностями. Но однажды, подобно Войновичу, я испытал на себе довольно странные ощущения при беседе со Смолиным. Дело было, наверное, в феврале того самого памятного Войновичу 1975 года.
Мне, как молодому оперативному сотруднику, пришлось отчитываться перед начальником отдела полковником Смолином об освоении мною участка моей оперативной деятельности. С момента моего зачисления в отдел прошло полгода, а этот срок был традиционно отчетным для выяснения, справляется ли новый сотрудник с порученным делом. При беседе присутствовал капитан Зареев, у которого я вроде бы принял участок оперативного обслуживания, включавший в себя Госкомиздат РСФСР, издательство "Прогресс" и что-то еще. За полгода на этих самых объектах оперативного обслуживания мы с Зареевым ни разу не побывали. Не видел я и агентуры, с которой и он не виделся неведомо сколько.
Вскоре из отделения убыл старший оперуполномоченный майор Виктор Федотов, бывший к тому же парторгом отдела. Уехал он в родную Казань, откуда за пару лет до этого был переведен в Москву. Насмотревшись на странные порядки, царившие в нашем подразделении, он счел за лучшее вернуться на прежнее место. В связи с этим поменялся и у меня участок оперативной деятельности. Выпал мне Литературный институт имени Горького, от которого все шарахались как черт от ладана. Когда его предложили старшему оперуполномоченному капитану Евгению Аужбиковичу, он прямо заявил, что тогда он переведется в Ленинград, откуда он был привлечен в 1-й отдел чуть более года назад. В дополнение к Литинституту мне достались Высшие литературные курсы при нем же, "Литературная газета" и издательство "Советский писатель". Но было это уже спустя несколько месяцев после беседы, которую я хочу описать.
Итак, в кабинете, в котором в мае того же года предстояло побывать Владимиру Войновичу, я сидел за приставным небольшим столиком, составляющим со столом начальника отдела укороченную букву "Т". Напротив меня за тем же самым столиком сидел мой "наставник" – ничем меня не наставлявший Зареев. За большим начальствующим столом восседал полковник Смолин, которому я и отчитывался. По отношению ко мне сидел он далеко слева, по причине чего голова моя было повернута влево. В годы молодости я, занимаясь вольной борьбой, однажды сильно потянул шею. Может быть, поэтому я вдруг почувствовал, что неумолимо куда-то проваливаюсь. Откуда-то издалека доносился до меня голос Смолина, а я вроде бы был где-то в другом месте или измерении... Без внимания Смолина это не осталось, и он спросил меня, нормально ли я себя чувствую. Вот такая история...
Многие годы Войнович пытался разобраться, что же с ним происходило тогда в гостинице "Метрополь". Вернувшись в Россию после коллапса СССР, он обратился к Борису Ельцину с просьбой помочь ему выяснить обстоятельства дела.
Войнович вспоминает:
16 марта [1992 года] в моей новой московской квартире раздался звонок:
– Владимир Николаевич, здравствуйте, с вами говорит сотрудник министерства безопасности России Краюшкин Анатолий Афанасьевич. Мне поручено ответить на ваше письмо президенту. Я готов это сделать. Как, вы к нам приедете или я к вам?
Я сразу все понял. Если он ко мне, значит, приедет с пустыми руками. А мне он пустой не нужен.
– Конечно, я к вам, – сказал я.
И вот опять приемная КГБ-МБ на Кузнецком мосту... Принимали меня, естественно, двое. Сам Краюшкин (кажется, он начальник архива этого самого МБ) и младший, его заместитель, Сергей Сергеевич Ногин, которого по молодости лет сослуживцы зовут просто Сергей... Тут же папочка была развернута, и с нею открылись две бумаги, которые воспроизведем полностью. Вот первая:
Секретно
"Утверждаю"
Начальник управления "З" КГБ СССР (должность) (звание) (фамилия) (подпись)
24-Х-1990 г.
Постановление
Об уничтожении архивного дела оперативной разработки №34840 27 сентября 1990 г.
Я, начальник отдела действующего резерва КГБ СССР _______________, рассмотрев материалы архивного дела оперативной разработки №34840 "Гранин"
Нашел: ДОР "Гранин" заведено в 1977 году. В 1980 году Гранин с семьей выехал в ФРГ и указом Президиума Верховного Совета СССР за свои действия за границей был лишен советского гражданства. В октябре 1982 года дело было прекращено. В настоящее время материалы дела исторической и оперативной ценности не представляют.
Постановил: ДОР №34840 "Гранин" в 10 томах (т. №1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10) уничтожить, как не представляющие исторической и оперативной ценности.
Согласен. Начальник 8-го отдела управления "З" КГБ СССР (подпись) (фамилия)
Поможем с прочерками. Начальником управления "З" в указанный период был генерал-майор Валерий Павлович Воротников. Начальником 8-го отдела – полковник Андрей Павлович Благовидов. А автором заключения об уничтожении архивного дела оперативной разработки на Гранина-Войновича был тот самый Зареев, ставший полковником и занимавший должность начальника отдела действующего резерва КГБ СССР и работавший заместителем начальника управления во Всесоюзном агентстве по защите авторских прав (ВААП).
Второй акт, об уничтожении дела оперативной подборки, мы не приводим. Уточним только, о чем речь. После лишения гражданства Войновича в 1981 году он стал иностранцем. На данную категорию лиц (иностранцев) при возникновении к отдельным из них оперативного интереса, в том числе при участии их в антисоветских акциях, заводились дела оперативной подборки. Цели этих подборок могли варьироваться от простого накопления материалов до выработки мер по компрометации или вербовке.
В повести Войновича "Дело 34480" со слов каких-то бывших чекистов упомянут "специалист по отравлениям по фамилии Цуркан". В действительности Михаил Цуркан был сотрудником 2-го отдела, занимавшегося разработкой различных националистов. В частности, он был признанным специалистом по ОУН – Организации украинских националистов. Ими он занимался у себя на родине, в Украине, и, как профессионал высокого уровня, был переведен в 1972 году в Центральный аппарат, в 5-е управление КГБ. Службу в КГБ он закончил в звании полковника, начальника отдела действующего резерва, работая в ведомстве прикрытия – Всесоюзном спортивном обществе "Буревестник ", в должности заместителя председателя. Коротко о судьбах тех, из числа чекистов, с кем Войновичу довелось иметь дело. Большим умением у чекистов, прежде всего сотрудников 5-го управления КГБ, была способность очевидные поражения превращать в громкие победы. Так было и в ситуации с Войновичем. Несмотря на очевидный провал и скандал, никто из чекистов не пострадал. Наоборот, они были представлены жертвами провокации Войновича и западных спецслужб. Зареев вскоре стал старшим опером и майором. Полковник Смолин отправился в Саратов руководить тамошними чекистами и через несколько месяце стал генералом.
Зареев, будучи никудышным опером, довольно быстро дошел до должности начальника отделения, стал подполковником. Но вдруг распалась его семья. Инициатором развода выступила его супруга, ушедшая от него с младшим ребенком, сыном Алексеем, которому было полтора года. А была еще десятилетняя дочь Настя. На разводы в КГБ смотрели крайне отрицательно: раз в семье управляться не может, как же он может руководить коллективом. Зареева перевели на должность заместителя начальника отдела действующего резерва (потолок звания – подполковник) в издательство "Прогресс". Первоначально Зареев был капитаном; майором он стал после авантюры с Войновичем).
Вскоре после этого в Москву в отпуск из Афганистана прибыл находившийся там в длительной командировке бывший сослуживец Зареева по 2-му отделению Аужбикович. Отметив встречу, в сильно нетрезвом виде, Зареев вернулся на работу и пристал к вахтерше при входе в здание. Бегая за ней и улюлюкая, он в конце концов ее настиг и приступил к осуществлению своих планов, порвав женщине колготки... Усилиями сбежавшихся и вмешавшихся сотрудников издательства сексуальный агрессор был усмирен. От позора его быстренько перевели во Всесоюзное агентство по защите авторских прав, где, умерив свой пыл, он дослужился до должности начальника отдела действующего резерва и звания полковника.
Генерал Смолин ознаменовал свое пребывание в Саратове разгоном в 1981 году редакции журнала "Волна", после публикации статьи литературного критика Михаила Лобанова. От скуки Смолин завел себе хобби: увлекся охотой. Число убитых им и его приятелями диких зверей достигло совершенно немыслимых пределов. Итогом охотничьей деятельности Смолина стал приказ по КГБ СССР, с описанием его подвигов, и смещение с должности, чему способствовало аморальное поведение его дочери во время нахождения в Центральном госпитале КГБ СССР, откуда, в связи с этим поведением, она была досрочно выписана.
Теперь несколько слов о новых знакомых Войновича, уже из числа сотрудников министерства безопасности России. Краюшкин был генералом и начальником крупного подразделения, бывшего 10-го отдела КГБ СССР. Традиционно в состав этого подразделения входил не только архив КГБ, со своим начальником в звании полковника, но и Лефортовская тюрьма, бывшая следственным изолятором КГБ. К этому следует добавить еще и объект в подмосковном городе Чехов, где в середине 1970 годов был размещен в глубоких подземных забетонированных хранилищах основной массив архива КГБ СССР. Хранилище было рассчитано на ядерный удар, хранимые материалы должны были уцелеть даже в ядерном огне. Ногин был помощником генерала Краюшкина. В КГБ Ногина пристроил отец, в прошлом сотрудник военной контрразведки.
Предприимчивый Ногин создал вместе с еще одним сотрудником госбезопасности Юрием Алехиным "малое предприятие" по быстрой спецпроверке выезжающих за границу граждан. Они нашли контакт с консульским управлением МИД СССР, при котором официально было зарегистрировано их малое предприятие, и занимались оформлением загранпаспортов на коммерческой основе. Третьим человеком в компании стал бывший сотрудник 3-го отдела 5-го управления КГБ СССР Вячеслав Русанов, уволенный из КГБ в конце 1970-х годов после того, как в пьяном виде насмерть сбил пешехода. Дело замяли, но Русанова перевели в Центральный совет "Динамо", где к тому времени трудился полковник Виктор Гостев, непродолжительное время бывший заместителем 1-го отдела 5-го управления КГБ, который возглавлял полковник Смолин.
Схема заработала. Русланов также зарегистрировал малое предприятие, помогая спортсменам и сотрудникам общества "Динамо" в оформлении паспортов, но основное направление его деятельности было привлечение клиентов, которым срочно требовался заграничный паспорт, посредством рекламы. Одновременно он помогал в срочном оформлении проверок в МГБ России через коммерческую фирму Ногина и Алехина, действующую под эгидой консульского управления МИД РФ.
В зависимости от скорости оформления документов стоимость колебалась от $200 до $300 за паспорт. От желающих не было отбоя. Деньги потекли рекой. Пьяница Алехин большей частью их прогуливал, правда, не один. К приятному времяпрепровождению он привлек генерала Краюшкина, с которым они коротали время, в компании недешево стоящих девиц, в сауне "Динамо". Отдых, уставших от дел, российских чекистов оплачивал щедрый Русланов. Зато проблем со срочным оформлением паспортов ни у кого не было, пока малым предприятием не занялась военная прокуратура. Краюшкин и Алехин отделались легким испугом. Ногин и ряд сотрудников, занимавшихся спецпроверкой, были преданы суду. Впрочем, получили они всего лишь условные сроки. Времена наступили либеральные.»
Отправлено: 14.06.20 08:36. Заголовок: Кем в действительности был художник Илья Глазунов
Записки бывшего подполковника КГБ: Кем в действительности был художник Илья Глазунов Ч.1 Художник Илья Глазунов
Российские националисты часто пишут об имевших место гонениях на них в советские времена со стороны КГБ. В действительности все было неоднозначно. Такие лидеры русских националистов, как художник Илья Глазунов, писатели Владимир Солоухин и Александр Проханов и их единомышленники не имели проблем с госбезопасностью, хорошо осведомленной об их деятельности.
Илья Глазунов родился в 1930 году в Ленинграде. Во время блокады города войсками нацистской Германии потерял родителей – они умерли от голода. Ребенка вывезли из города, что спасло ему жизнь.
По возвращении в Ленинград с 1951 по 1957 годы учился в Институте живописи и архитектуры имени Ильи Репина. В 1957 году в Москве в Центральном доме работников искусств прошла первая выставка работ Глазунова, имевшая большой успех. С 1978 года Глазунов преподавал в Московском государственном академическом институте имени Василия Сурикова.
В 1981 году возглавил созданный им Всесоюзный музей декоративно-прикладного и народного искусства в Москве. С 1987 года был ректором Всероссийской академии живописи, ваяния и зодчества.
Умер 19 июля 2017 года.
Как штрих, в 1970-е годы Солоухин, будучи уже известным советским писателем, вызывающе носил перстень с изображением Николая II. Тогда же его дочь, студентка Литературного института, без всякой опаски рассказывала своим однокашникам об антисоветской настроенности своего отца, плачущего при просмотре фильма ''Чапаев'' (когда Анка-пулеметчица очередями выкашивала идущих в полный рост "каппелевцев"). Автор этих строк знает об этом доподлинно, так как в свое время получал об этом агентурные сообщения и, в установленным порядке, докладывал обо всем начальству. Последствий никаких не было.
Точно также широко было известно о монархистских убеждениях художника Ильи Глазунова, державшего своего рода литературный салон, пестовавший русских националистов. При этом Глазунов был опытным агентом госбезопасности, что со временем стало очевидно и некоторым его сторонникам, например, писателям Солоухину и Льву Бородину.
Последний действительно был арестован. Был арестован и Владимир Осипов, осужденный еще в 1961 году по 70-й ''антисоветской'' статье за организацию в Москве несанкционированных политических митингов. Но только в лагере он стал, по его собственным словам, "убежденным православным монархистом и русским националистом". В 1974 году Осипов по той же статье был осужден вторично за издание неподцензурных журналов православной и националистической направленности.
В течение многих лет в Москве действовало два наиболее серьезных и представительных политических салона русофилов-русистов. Рассказывает художник Илья Глазунов:
"Клетушка (первое жилье, которое обрел Глазунов с женой в Москве в 1957 году. – Попов) составляла два метра в длину и столько же в ширину. Влезали лишь койка и стол. Так мы и ютились, пока в моей жизни не появился Сергей Михалков, которому я обязан буквально всем. Нас познакомил [Андрей] Кончаловский. Ему нравились мои картины, более того, Андрон говорил, что над сценарием "Андрея Рублева" он начал работать под их влиянием" (из интервью Глазунова газете "Факты" 16 декабря 2010 года. – Попов) В 1965–1966 годах в нескольких номерах журнала "Молодая гвардия" была опубликована книга Глазунова "Дорога к тебе", в которой автор обращался к путям познания истории и культуры России, освещенной ее православной духовностью. В те же 1960-е годы им был создан патриотический клуб "Родина". Через некоторое время Глазунов принял активное участие в создании Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. "Я монархист не только потому, что идея монархии – это святая и вечная традиция истории человечества, но и потому, что все, что я люблю в истории России, связано с идеей монархии. Россия – страна не знавшая колоний... Царская Россия была самой свободной, самой богатой и самой духовной страной мира. Общеизвестен ее вклад в культуру человечества".
Своим монархизмом Глазунов приглянулся коммунистам – генералам советской госбезопасности Евгению Питовранову и Филиппу Бобкову. Им давно приелась власть партии. Для того, чтобы от нее избавиться и стать хозяевами жизни, без оглядки на Политбюро и ЦК КПСС, необходимо было создавать националистические силы, которые пришли бы на смену осточертевшим советским гражданам коммунистам. В достижении этих целей люди, подобные Глазунову, приобретали для КГБ значительную ценность. Поэтому попробуем разобраться, кем же в действительности был неординарный человек и художник Илья Глазунов.
В 1963 году Глазунов приехал в Италию по приглашению известной киноактрисы Джины Лоллобриджиды и кинорежиссера Федерико Феллини и написал их портреты. В числе тех, кто позировал Глазунову в Италии, были еще и президент страны Алессандро Пертини и папа римский Павел II. Можно только представить, на каком уровне и кем именно готовился визит "простого советского художника" Глазунова в Италию в то время. Напомним читателю, о чем уже написано ранее: о порядке оформления выезда советских граждан за границу. Все, оформлявшиеся на выезд, граждане проходили так называемую специальную проверку в органах госбезопасности, куда направлялись анкеты. Они поступали в отделы выездов и разрешений (ОВИР) подразделений МВД СССР, либо соответствующих ведомств, командирующих специалистов за рубеж. При выезде в капиталистические страны или же к ним приравненным по условиям оформления (Югославия, Северный Вьетнам, Китайская Народная Республика) требовалось указывать родителей, данные на их родителей, братьев и сестер родителей оформляемого к выезду.
По имевшейся в КГБ информации, родной брат отца художника Глазунова был пособником немецких оккупантов. Его осудил советский суд за коллаборационизм на 10 лет лагерей. Жена и дети брата отца проживали в США и Канаде. Эти очевидные негативные моменты в биографии Глазунова почему-то не явились препятствием для его выезда за границу.
В 1968 году Глазунов выезжал во Францию по приглашению графа Сергея Михайловича Толстого (главы ассоциации врачей Франции), актеров Ива Монтана, Симоны Синьоре и балерины Ивет Шовире. Согласие позировать Глазунову выразил генерал де Голь. Опять же, можно представить, на каком уровне шло согласование поездки Глазунова во Францию для встречи с президентом страны де Голем.
Во время пребывания в 1968 году во Франции Глазунов познакомился с активным членом единственной и главной существовавшей тогда антисоветской организации – Народно-трудового союза (НТС) – Николаем Рутченко. Вот как сам Глазунов писал об этом в своей книге "Россия распятая":
"Много лет назад, будучи в Париже, на моей выставке я познакомился с человеком тяжелой и сложной судьбы, моим земляком петербуржцем Николаем Николаевичем Рутченко, известным многочисленными статьям по русской истории и книгой "КПСС у власти", которую я прочел в Риме (в 1963 году. – прим. В. Попова) во время моей первой поездки на Запад...
Во время нашего разговора за столиком в одном из ресторанов Сен-Жермен де Пре Рутченко вдруг неожиданно, смотря мне прямо в глаза, спросил:
– А какое отношение к вам имеет Борис Федорович Глазунов?
– Как какое? Это мой дядя – брат отца, Сергея Федоровича.
Глаза Николая Николаевича радостно сверкнули.
– Дорогой Илюша, я хочу поздравить тебя, что у тебя такой дядя. Он был яростный антикоммунист и великий патриот России. Ты давеча восхищался книжкой Ивана Ильина, которую я тебе подарил: "О сопротивлению злу силую". Мы с твоим дядей, будучи на оккупированной немцами территории, издавали на газетной бумаге этот вдохновенный труд величайшего русского философа".
И. Глазунов. "Россия распятая"
Тогда же Глазунов познакомился с сыном бывшего председателя Совета министров и министра внутренних дел царской России Петра Столыпина – Аркадием Столыпиным, активным членом НТС, бывшим в течение ряда лет председателем суда совести и чести НТС. С 1969 года Аркадий Петрович Столыпин становится членом редакционной коллегии журнала НТС "Посев", издаваемого в Германии.
О недопустимости подобных контактов, по словам Глазунова, его предупреждал сотрудник резидентуры советской разведки, работавший под прикрытием советского посольства в Париже. Последствий никаких не было...
Если у кого-то и оставались сомнения в причастности Глазунова к органам советской госбезопасности, то после нашего повествования они должны рассеяться. А с учетом того, что Глазунов поучаствовал еще и в операции по освобождению советского разведчика Шабтая Калмановича из израильской тюрьмы, можно предположить, что он работал еще и на внешнюю разведку.
Обратимся к воспоминаниям самого Глазунова:
"На всю жизнь я сохранил дружбу с Томом Колесниченко, умным, обаятельным, исполненным глубокого юмора, талантливым человеком. Он мне предоставил свою квартиру... К нему заходили друзья по университету Женя Примаков и Степа Ситарян... Его отец был в то время заместителем министра... " И. Глазунов. "Россия распятая"
Глазунов намеренно забыл упомянуть Юлиана Семенова, дружившего со всеми им названными людьми. "Забыт" был Семенов по причине широко известной его "дружбы" с могущественным Андроповым. Лишний раз не хотел Глазунов привлекать внимание к этому имени, тем более, что еще один упомянутый им человек – Томас Колесниченко – был кадровым офицером советской внешней разведки – ПГУ КГБ, работавший в Италии под прикрытием корреспондента газеты "Правда". Он установил хорошие отношения с руководством итальянской компартии и деловыми кругами страны, что помогло Советскому Союзу заключить на выгодных условиях контракт на постройку автозавода по производству легковых автомобилей "Жигули", поскольку президент итальянского концерна "Фиат" Джованни Аньели был в дружеских отношениях с лидером итальянской компартии Пальмиро Тольяти и помогал компартии значительными денежными средствами.
Евгений Примаков, с которым Глазунов встречался у Колесниченко, с начала своей работы в 1956 году в Гостелерадио СССР тоже стал агентом госбезопасности.
Сведений о Степане Ситаряне в открытых источниках обнаружить не удалось. Но с учетом того, что его отец Степан Арамаисович Сатарян был крупным ученым экономистом, академиком и одно время занимал пост заместителя председателя Совета министров СССР, можно не сомневаться, что у сына с карьерой было все в порядке.
Одной из наиболее привлекательных по тем временам сферой применения сил для элитной молодежи была разведка – 1-е главное управление КГБ. Вполне возможно, что упомянутый Глазуновым Степан Ситарян трудился именно там. Отсюда и дружба с людьми, причастными, как и он, к разведке. Именно по этой причине отсутствуют сведения о нем в открытых источниках.
Николай Жаворонков
Во 2-м отделении 1-го отдела 5-го управления КГБ СССР помимо членов "литературной группы", естественно, были и другие сотрудники. Один из них – Николай Дмитриевич Жаворонков – был куратором Союзов художников и архитекторов СССР. В начале 1970-х годов он был переведен из 5-го отдела УКГБ по городу Москва и Московской области, как перспективный оперативный работник в Центральный аппарат КГБ СССР, в его 5-е управление. В ту пору был он старшим оперуполномоченным и майором. В помощники ему был определен выпускник следственного факультета Высшей школы КГБ СССР младший оперуполномоченный лейтенант Вячеслав Михайлович Петров.
Следственная стезя не обещала быстрого карьерного роста. С помощью отца – председателя исполкома подмосковного города Домодедово – Слава Петров сумел найти, как ему казалось, более интересное и перспективное занятие.
На первый взгляд, может показаться, какие уж такие возможности были у председателя домодедовского исполкома? Но это только на первый взгляд. Дачные участки в ближнем подмосковье всегда пользовались повышенным спросом. Вот только получить их могли далеко не все желающие. Было и еще одно веское обстоятельство. Выходцем из города Домодево был заместитель начальника 5-го управления КГБ генерал Иван Абрамов, родственники которого, по-прежнему, жили в этом городе.
Теперь, наверное, понятно, как Слава Петров оказался там, где он оказался. Пройдет несколько лет и он станет помощником у генерала Абрамова, а затем его сменщика – генерала Евгения Иванова. Закончит службу Петров полковником, кстати, как и его бывший наставник Жаворонков.
В период службы в 5-м отделе УКГБ по городу Москва Жаворонков стал знатоком художественного "андеграунда" и художников-авангардистов. Он имел среди них достаточное количество агентуры, с помощью которой соответствующие подразделения госбезопасности смогли, например, своевременно подготовиться к прошедшей 15 сентября 1974 года в Москве несанкционированной выставке художников-авангардистов, вошедшей в историю, как "бульдозерная выставка". Странное это название появилось в связи с тем, что непризнанные, как их называли тогда, художники, не имея возможности выставлять картины в официальных залах, устроили выставку своих работ на открытом воздухе на юго-западе Москвы в новом микрорайоне Беляево. Под предлогом проведения неотложных строительных работ на экспозицию направили бульдозеры, которые безжалостно уничтожали творения художников. На участников выставки и зрителей были направлены также поливальные машины, нещадно заливавшие людей струями воды.
Акция была жестоко разгромлена. Но, благодаря зарубежным журналистам, присутствовавшим на выставке, разгон получи широкое освещение в зарубежных СМИ. Пришлось партийным властям и КГБ идти на компромисс и спустя пару недель, 29 сентября, провести официально разрешенную выставку в Измайлово.
С началом службы в 5-м управлении КГБ Жаворонков принял на связь агентуру, работавшую уже не один год, из числа художников – членов Союза художников СССР, известных искусствоведов и коллекционеров. Был среди этих агентов Илья Глазунов, формально не относившийся ни к одной из этих категорий.
Работал с ним напрямую начальник 5-го управления КГБ Бобков. Сотрудничество же их началось еще в бытность Бобкова сотрудником 4-го управления КГБ, а затем 2-го Главного управления КГБ при СМ СССР. Из-за загруженности работой на посту начальника 5-го управления КГБ Бобков поручал Жаворонкову осуществление регулярной связи с Глазуновым. И так как Жаворонков был допущен к работе с агентурой начальника 5-го управления КГБ, вскоре его перевели на новую должность – помощника начальника 5-го управления КГБ, где продолжил работу с агентурой Бобкова.
Отправлено: 14.06.20 08:47. Заголовок: Кем в действительности был художник Илья Глазунов
Записки бывшего подполковника КГБ: Кем в действительности был художник Илья Глазунов Ч.2 Глазунов на службе Бобкова
Жаворонков, не посвященный в тайные дела Бобкова, вел работу с Глазуновым, как с агентом, имевшим широкие связи с иностранцами. Бобков же вел с ним работу в ином направлении. Мы уже описывали, как к Глазунову был приставлен (и как Глазунов приютил у себя) будущего руководителя "Памяти" Дмитрия Васильева. Призванием многогранно-талантливого Глазунова была провокация.
Сотрудник отдела пропаганды МГК ВЛКСМ (1962-1965) и Комитета молодежных организаций СССР (1965-1970) русский националист Юрий Луньков, тесно общавшийся в те годы с Глазуновым, вспоминает: "У него был штаб, куда многие приходили. Хотя регулярных формальных собраний не было, почти каждый вечер у него кто-то сидел. Как-то сидим у него за столом, все члены партии, [в том числе] Торсуев, секретарь ЦК комсомола. И Глазунов говорит: "Я мечтаю о том времени, когда всех коммунистов повесим на фонарях". В [19]60-е годы такое говорилось не часто. И все "ха-ха-ха".
Юрий Торсуев родился 29 сентября 1929 года в Днепропетровске. Закончил Днепропетровский металлургический институт. В 1950 году был избран первым секретарем Октябрьского РК ЛКСМ Украины в городе Днепропетровск. В 1960 году стал секретарем ЦК ЛКСМ Украины. Спустя два года был избран секретарем ЦК ВЛКСМ. В этой должности пребывал до 1972 года.
Под влиянием хрущевской "оттепели" Торсуев, курировавший работу со студенческой молодежью, молодыми учеными, движение "Комсомольский прожектор" и иные вопросы развития самодеятельности молодежи, озаботился одним из главных для него вопросов: "Комсомол с партией или при партии?".
По его инициативе было организовано исследование, проводившееся молодыми учеными, с целью определения путей развития молодежного движения. В результате был подготовлен анализ проблем комсомола и высказана идея о создании еще одной молодежной организации, которая, в отличии от существовавшей, должна будет представлять интересы молодежи, как части населения страны. Результаты исследования обсудили в ЦК ВЛКСМ и доложили ЦК КПСС, который высказался категорически против. Торсуев был отстранен от должности секретаря ЦК ВЛКСМ и назначен на должность директора издательства "Прогресс".
Предоставим слово бывшему активному участнику Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа (ВСХОН), получившему за это первый свой срок, и затем дважды судимому за участие в антисоветской деятельности писателю Льву Бородину:
"Сложна и противоречива сия личность... [он был] перманентным объектом слухов, сплетен, подозрений и обвинений... Безусловно, такой "оазис" общения соответствующие органы без внимания оставить не могли... Во первых, посетителей тьма, причем ежедневно. Посетители разные. Дима Васильев (будущая "Память" – прим. В. Попова) – первый помощник Глазунова по всем фото... и прочим организационным делам... Ни на что определенно "пустое" Глазунов времени не тратил принципиально... Думаю, что у Глазунова никогда не было друзей "просто так ". Для Глазунова друг – это помощник в делах его... (а у Глазунова на очереди непременно было какое-нибудь дело и непременно на благо России не менее того)... Все вечерне-ночные бдения в мастерской или квартире художника никогда не бывали простым времяпрепровождением, особенно если присутствовали иностранцы – тогда шла изощренная проработка в русофильском направлении.
...В. Солоухин пришел с молодой красивой девахой, которую представил племянницей. За весь вечер не помню, чтобы племянница сказала хотя бы слово. А может быть, именно не помню. Был Юрий Селезев, симпатичный, сдержанный в речах и тостах. Был любимый поэт Ясира Арафата (имени не запомнил) с приставленной к нему МИДом яркой блондинкой. Через два года его подстрелили во время очередной интифады. Был посол Испании в СССР, внешне не слишком приятный человек, то и дело "тонко" намекавший на свои "профранкистские" настроения" Л. Бородин. "Хозяин дворянского гнезда". Литературная газета, № 42 (5897), 16-22 октября 2002 года
Здесь легко угадывается Хуан Антонио Самаранч, бывший агентом КГБ СССР, с помощью которого он стал главой Международного олимпийского комитета (МОК), ныне уже покойный. Видимо, благодаря Глазунову и пристрастился Самаранч к русскому антиквариату, что в итоге явилось основой его вербовки КГБ. В 1978 году Глазунов написал портрет Самаранча на фоне русских икон, которые он нелегально вывозил из СССР, а также портрет его супруги на фоне одного из московских монастырей.
Если у Глазунова был хоть один преданный друг, то был им Солоухин. Но и он описал в романе "Последняя ступень" главного героя (в котором легко узнавался Глазунов), оказавшегося не просто стукачом КГБ, а сознательным провокатором, то есть человеком, втягивавшим друзей (типа Самаранча) в преступления и сдававшим их соответствующим органам.
Один из вариантов романа, главными действующими лицами которого выведены Солоухин и популярный фотохудожник Кирилл Буренин (в котором без труда угадывается художник Глазунов), заканчивается тем, что Солоухин, проезжая на машине по Лубянской площади, видит, как его кумир Кирюша "ленинградец, петербуржец, с какими-то древними дворянскими предками, чуть ли не потомок Брюллова", воровато оглянувшись по сторонам, входит в подъезд знаменитой на весь мир Лубянки.
В несколько измененном варианте романа, который Солоухин опубликовал незадолго до свой кончины в 1997 году, финальная часть повествования представлена описанием доверительной беседы монаха Троицко-Сергиеевой лавры отца Алексея с Солоухиным:
"Хорошие люди уверяют нас, что Кирилл Буренин со всех сторон окружен чекистами и провокаторами... Он "под колпаком", и следовательно, каждый, кто оказывается рядом...
– Не может быть! – восклицает писатель.
– Может, Владимир Алексеевич, все может быть. К сожалению, так и есть, – отвечает ему отец Алексей.
– Но как же так? – хватается за голову Солоухин. – Понять и узнать всю правду. И все же служить неправде? Но ведь если так, то ведь это чудовищно, так чудовищно, как никогда еще не было на свете!"
На Лубянку Глазунов действительно ходил. Может и не один раз. Вот история одного такого похода и ни к кому-нибудь, а к Андропову, в изложении самого Глазунова:
"В 1978-м он [Юрий Андропов] лично, скажем так, благословил мою выставку, которой грозил запрет, как и предыдущей... О том, чтобы без посторонней поддержки заполучить Манеж, нечего было даже мечтать. И снова – в который раз на моем веку! – на помощь пришел Сергей Михалков. Зная о возникших проблемах, он дал совет:
– А ты позвони хорошему человеку. Юрию Владимировичу Андропову. Встреться с ним, поговори, он все и решит.
В первую минуту я лишился дара речи:
– Шутить изволите, Сергей Владимирович! Да как я к нему попаду, кто же меня примет?
Невозмутимый Михалков продолжил:
– Не переживай, я тебе телефон правильный назову. Наберешь его...
На всякий случай я уточнил:
– А где кабинет Андропова?
– Ну как? В самом высоком здании страны, из него Колыму видно. На Лубянке Юрий Владимирович работает, в доме за памятником Дзержинскому.
У меня моментально взмокла спина: добровольно сунуть голову в пасть льва, отдать себя в лапы КГБ! Пытаясь оттянуть неизбежное, задал Михалкову еще один необязательный вопрос:
– А какое отношение к открытию выставки имеет председатель Комитета госбезопасности СССР?
Сергей Владимирович привычно усмехнулся в усы:
– Ж-жопа, не делай вид, будто не знаешь, где живешь. Ты пропагандируешь православие, по монархии тоскуешь, Достоевского любишь, в партию не вступаешь, а за такими людьми КГБ всегда приглядывал. Звони!"
После первого же звонка мне была назначена аудиенция на Лубянке". И. Глазунов. "Россия распятая"
Во многих своих воспоминаниях Глазунов указывает, что на следующий день после его звонка Андропову он был принят могущественным руководителем КГБ СССР. Это значит, что в ведомстве, о чем Глазунов не стал рассказывать Никите Михалкову, его давно и хорошо знали.
При личном обращении советских граждан к конкретным руководителям различного уровня советской госбезопасности прежде, чем встретиться, готовилась подробная справка на данного человека. Лишь после этого решался вопрос о личной встрече. Хотелось бы отметить, что в данном случае речь не шла о приеме заявителей в приемной КГБ СССР на Кузнецков мосту. Там заявителей принимали круглосуточно, при необходимости приглашая офицеров соответствующих подразделений. Мы же говорим о личном приеме руководства, когда действовал описанный мною порядок. Так что в огромном здании на площади Дзержинского Глазунова хорошо знали еще до первого его звонка Андропову.
Как мы уже рассказывали, общество "Память" было проектом КГБ, подконтрольным госбезопасности. Однако созданный Глазуновым патриотический клуб "Родина" был тоже подконтрольной КГБ структурой. Валерий Ганичев, главный редактор "Комсомольской правды", писатель, затем доктор исторических наук и председатель Союза писателей России вспоминает:
"Илья Сергеевич Глазунов помогал создать тот знаменитый клуб "Родина"... Конечно, клуб находился под пристальным вниманием КГБ. Тем не менее, там многие из молодых ребят получили закалку, как многие считают, это клуб стал базой для будущей "Памяти"... реальным идеологическим центром..." Из записи беседы В. Ганичева и В. Бондаренко. Газета "Завтра", 4 июня 2002 года
Из цитат других участников клуба "Родина" становится понятно, в чем именно эта идеология заключалась. Российский писатель Олег Патонов пишет:
"Для меня и моих друзей... интересы еврейских комиссаров были... нам чужды, их кумиры скучны и фальшивы... Мы же, русская молодежь, жаждали своих кумиров. И мы обрели их. Помню первыми нашими кумирами стали великий русский художник Илья Сергееич Глазунов и замечательный русский публицист Михаил Петрович Лобанов...
После Глазунова и Лобанова среди русской молодежи большой популярностью пользовался писатель Владимир Алексеевич Солоухин. Впервые я его увидел в каком-то студенческом клубе (возможно МАИ), где он выступал вместе с нашим кумиром Глазуновым в рамках клуба "Родина"...
Мы не знали, что уже тогда Солоухин собирал материал для книги "Последняя ступень ", где остро поставил вопрос о еврейском засилии в России, о стремлении иудейских вождей к мировому господству над человечеством... Среди активистов клуба "Родина", наверное впервые в СССР, стала распространяться антисионистская литература.
Солоухин рассказывал мне, что именно здесь он впервые познакомился с "Сионскими протоколами". Именно здесь я впервые увидел замечательных русских общественных деятелей того времени Василия Дмитриевича Захарченко (главного редактора журнала "Техника-молодежи"), Виктора Алексеевича Виноградова и Олега Игоревича Журина. Два последних были архитекторами, учениками [Петра] Барановского, впоследствии видными активистами общества "Память"...
Нашим последним университетом и национальным клубом стало Всероссийское общество охраны памятников истории и старины (ВООПИиК). Созданное в 1966 году в ожесточенной борьбе с либерально-еврейским подпольем (объявляющей его антисоветской организацией), ВООПИиК включило в свое руководство почти всех главных кумиров русской молодежи – Глазунова, Солоухина... Здесь можно было получить редкую национальную литературу, например, произведения славянофилов, а также антисионисткие издания. Именно здесь мне впервые дали почитать книги [Андрея] Дикого "Евреи в России и СССР" и [Александра] Селянинова "Тайная сила масонства". О. Платонов. "Русское сопротивление на войне с антихристом"
Факт возможного сотрудничества Глазунова с КГБ, похоже, никого кроме Солоухина, не смущал. Важнее было сохранить незапятнанным образ великого патриота России просветителя Глазунова. Станислав Куняев, главный редактор журнала "Наш современник", пишет:
"Скажу то, чего до сих пор никому не говорил. Вы даже не знаете, что в начале [19]90-х, когда в редколлегию вошел Владимир Солоухин, он сразу же предложил мне опубликовать [свою] повесть "Последняя ступень", в которой главный герой – талантливый фотохудожник, "мыслитель и историк" – является в тоже время человеком, тайно связанным с КГБ, чуть ли не провокатором.
Когда из разговора с Солоухиным, да и из самой повести, мне стало ясно, что прототипом этого обаятельного героя является знаменитый русский художник [Глазунов], ужас объял меня.
– Я не верю! – закричал я Солоухину. – И никогда не буду этого печатать! Возьмите рукопись назад и, умоляю, никогда не публикуйте ее!
К сожалению, Солоухин не послушал меня, и рукопись в несколько смягченном варианте все-таки стала книгой".
Деликатный момент: сам Станислав Куняев, как мы уже указывали, с середины 1970-х годов был агентом много раз нами упоминаемого офицера КГБ Николая Никандрова. Так что понятно его нежелание разоблачать коллегу по агентуре художника Глазунова.
Впрочем, такую беспринципную "деликатность" Куняев проявил только в отношении "патриота" Глазунова. В отношении писателей "демократического" лагеря Куняев (открыто поддержавший ГКЧП), был "принципиален" и требовал назвать завербованных госбезопасностью агентов. Вот описанный Куняевым разговор с полковником КГБ Сергеем Васильевым вскоре после провала путча 19-21 августа 1991 года:
"– Сергей Федорович! В писательском мире давно блуждают слухи о тайном сотрудничестве с Комитетом некоторых наших собратьев по перу... На дворе революция. Что произойдет завтра с кадрами и структурами ведомства – никому не известно. Пока в государстве безвластие, пока не уничтожены списки осведомителей, их личные дела – можно подержать их в руках, заглянуть в них?
– А какие имена вас интересуют? – спросил полковник.
– ...Ну, к примеру, Евгений Евтушенко, Юлиан Семенов, Генрих Боровик, Виталий Коротич, Андрей Вознесенский. Ну, не может быть, чтобы они не работали на ваше ведомство... Дайте мне в руки хоть какие-нибудь факты, списки, документы. Ведь Вы патриот-государственник, а эти люди сейчас все делают, чтобы разрушить наше государство! Надо показать их двуличие!" С. Куняев. "Предательство – это продажа вдохновения"
Но "патриот государственник" Васильев списков и документов Куняеву не дал. Не имел права. А собственного личного дела Куняев у Васильева не попросил, так как знал его содержание.
Отправлено: 17.06.20 11:57. Заголовок: ФСБ «выдаивает» миллиарды из экономики России
Михаил Ходорковский: ФСБ «выдаивает» миллиарды из экономики России
Учредитель Центра «Досье» и экс-глава ЮКОСа – о докладе, в котором констатируется доминирующая роль ФСБ в структуре российского государств Центр журналистских расследований «Досье» опубликовал исследование «Лубянская федерация» – обширный доклад о роли Федеральной службы безопасности России (ФСБ) в жизни современного российского государства, ее структуре и практиках, финансовых интересах и политическом влиянии. Авторы доклада приходят к выводу: «За последние 10 лет ФСБ, преимущественно силовыми методами, поставила под свой контроль почти все государственные институты». По их мнению, остальные силовые ведомства - Министерство обороны, Следственный комитет, Генеральная прокуратура, Министерство внутренних дел и другие структуры – зависимы от ФСБ. «Кроме того, представители спецслужбы регулярно влияют на решения судей, нарушая принцип независимости судебной ветви власти. Подобная система создает дисбаланс между государственными ведомствами и угрожает безопасности страны» - констатируют журналисты Центра «Досье». О том, как произошло драматическое увеличение роли одной спецслужбы в жизни России, как ФСБ действует за рубежом, и есть ли способ поставить чекистов обратно под гражданский контроль, поговорили с Михаилом Ходорковским.
Данила Гальперович: Мы помним годы, когда Кремль пытался держать все силовые ведомства на примерно равном от себя расстоянии – были обоюдные увольнения в ФСБ и МВД, периодическое снижение роли одних и повышение роли других, и так далее. Однако после возвращения Владимира Путина в Кремль в 2012 году такой баланс больше не виден – по словам многих экспертов, ФСБ стала безусловно доминировать. К такому выводу пришли и ваши коллеги. Насколько полным является это доминирование? Михаил Ходорковский: Путин оставил попытки построить баланс внутри силовых структур и все возможности по контролю он переложил на ФСБ. С этой точки зрения, ФСБ, конечно, на сегодняшней день является ключевой структурой в России. Другое дело, что он попытался это сбалансировать тем, что саму технологию контроля за ФСБ делает не только через официальное руководство, но и через отдельных доверенных лиц – начальников управлений ФСБ и так далее. Плюс, ФСБ на сегодняшний день не является монолитной структурой, это не единый «щит и меч», а скорее, набор столовых ножиков, каждый из которых взаимодействует с отдельным человеком из путинского и околопутинского окружения. Причем, это взаимодействие в каждом случае с разным балансом: в некоторых случаях управление или человек в ФСБ стоят над своим контрагентом, в другом случае они стоят наравне и партнерствуют, в третьем -внешний человек стоит выше. Например, у Игоря Сечина до последнего времени была наибольшая из таких «клиентел» внутри ФСБ, но баланс между ним и этой командой изменился, и сейчас он не в пользу Игоря Ивановича. Но, в конечном итоге, все сводится к тому, что сама структура гораздо менее функциональна, чем можно себе представить. Поэтому, с одной стороны, ФСБ является главной правоохранительной – и не только правоохранительной – структурой в стране, опорным и несущим каркасом, с другой стороны – нет, потому что она сама по себе рыхлая. Д.Г.: Насколько глубоко ФСБ проникла в различные отрасли жизни России? Я имею в виду общественные, социально-экономические структуры – насколько они инфильтрованы? М.Х.: Я бы сказал, что действующие сотрудники ФСБ на сегодняшний день присутствуют во всех ключевых секторах экономики и общественной жизни. В некоторых секторах они одновременно и присутствуют, и являются ключевым игроком. Если мы возьмем, например, банковскую сферу, то без всякого сомнения, ФСБ является ключевым игроком в сфере «обналички», АСВ (Агентства страхования банковских вкладов), и так далее. Это просто их, что называется, «делянка». Очень серьезно они присутствуют, естественно, и в сфере общественной деятельности – оппозиционные структуры, некоммерческие организации... Там почти всегда нештатные сотрудники ФСБ, потому что поживиться особо нечем – они обычно лезут туда, где деньги есть. А НКО, политические структуры - они за ними приглядывают, потому что президент и его администрация за эту работу как-то спрашивают, и что-то надо делать. У них очень жестко работают взаимоотношения с их агентурой. Я не буду ссылаться на конкретную фамилию, но один из случаев, про который я сам знаю, заключался в том, что они человеку предложили взаимодействие, человек засомневался – и спустя какое-то время у него один из родственников попал в ДТП, а самому ему было прямо и конкретно сказано: «Ну, как ты дальше хочешь?» И таких ситуаций хватает. Д.Г.: Критики доклада могли бы спросить: а чем это все плохо? Вот есть структура, которая про всех все знает, на ней страна повисла, как на том «чекистском крюке», о котором писал Виктор Черкесов – разве это не лучше, чем на какой-нибудь «руководящей и направляющей»? М.Х.: Конечно, всегда можно найти какое-нибудь сравнение, глядя на которое, скажешь: «Слава богу, что хоть не людоед типа Бокассы!». Но, если мы говорим о современной стране в XXI веке, то здесь существует целый ряд проблем, и мы о них пишем в докладе.
Первая проблема в том, что когда структура начинает заниматься тем, что ей интересно с финансовой точки зрения, а не тем, чем ей положено заниматься, то дело, которым ей положено заниматься, она делает плохо. И у нас несколько примеров этого в докладе. Второе – огромные полномочия, которые эта структура имеет возможность использовать, приводят к тому, что изъятие денег и других ресурсов из экономики в пользу этой службы, в пользу ее клиентел, гигантское. Честно говоря, я даже был ошарашен, когда понял, о каких цифрах идет речь. Скандал с Danske Bank – это порядка 200 миллиардов евро, а там были и другие банки, и целый «ландромат». И это притом, что ФСБ, по идее, взяла на себя ответственность за борьбу с отмыванием денег, а на самом деле это отмывание денег она «крышует». Ну, и, наконец, третья проблема, которая тоже достаточно важная. Когда сотрудники спецслужб, пускай даже достаточно образованные, закончившие Академию ФСБ, залезают в вопросы управления народным хозяйством или в вопросы управления общественными структурами, то их компетенции абсолютно недостаточно для того, чтобы понимать, что и как там происходит. И, когда они начинают вмешиваться и направлять деятельность соответствующих организаций, своих агентов, бизнес-партнеров, то это все заканчивается для страны огромными потерями и непониманием, куда и как надо развиваться. Мы с вами понимаем, что, например, шпионские или, точнее, псевдошпионские скандалы проистекают из того, что у них есть внутреннее непонимание того, как функционирует современная наука, как функционирует современное международное сотрудничество ученых. В результате, люди на это смотрят и говорят: «Ну, ладно, я был готов работать на свою страну за деньги, в десять раз меньшие, чем я получил бы в другом месте. Я был готов мириться даже с тем, что нужное оборудование ко мне приходит не через два месяца, а через полгода-год. Но я не собираюсь мириться с тем, что я за свою работу могу получить 10-12 лет тюрьмы». Соответственно, люди уезжают. Вот это все те проблемы, которые проистекают из-за чрезмерного вмешательства спецслужбы в деятельность страны. Д.Г.: Насколько ФСБ влияет на внешнюю политику страны, насколько она своей деятельностью участвует в определении того курса, той позиции, которую Россия занимает во внешнем мире, в том числе по отношению к США? М.Б.: Я считаю, что мы имеем дело с серьезным влиянием ФСБ именно на внешнюю политику. Связано это с тем, что чем дальше, тем больше Путин при принятии решений основывается на документах, которые прямо или через своих агентов поставляет ему ФСБ. И другой информации, по сути дела, он не имеет, хотя думает, что имеет. У нас в докладе есть специальный раздел «ФСБ за рубежом», и там ее работа распадается на составляющие. Первое – это то, что, собственно говоря, ФСБ делает в рамках своих полномочий. Этих официальных людей от ФСБ за рубежом не так много, и они принимают участие в сотрудничестве с зарубежными правоохранительными структурами по ряду аспектов, связанных с терроризмом, борьбой с преступностью, и так далее. Вторая часть этой работы заключается в том, что люди в отдельно существующей СВР, которых гораздо больше, на сегодняшний день опять-таки в значительной мере перешли под контроль ФСБ. И, соответственно, та деятельность, которую реализует СВР за границей, также во многом курируется ФСБ. То же самое связано с ГРУ. ГРУшников меньше, чем СВРовцев, но больше, чем ФСБэшников. И они опять-таки на сегодняшний день уже курируются ФСБ. Мы об этом подробно рассказываем в докладе. Ну, и третье – к глубокому сожалению (мы об этом говорим), внутренняя распущенность, которая возникла в деятельности службы внутри страны, неподконтрольность закону привела к тому, что они это перенесли и на свои зарубежные операции. То есть, они считают для себя вполне нормальным заниматься просто устранением людей, используя, как другие службы, так и своих криминальных партнеров. И понятно, что этим криминальным партнерам за это что-то надо будет предоставлять. И, кроме прямого устранения, ведется еще и составление списков, установление контроля, в общем, вмешательство в личную жизнь людей, находящихся за границей, являющихся гражданами других стран. О том, что связано с попытками воздействия на выборы, на внутреннюю ситуацию, в том числе в США, мы говорили в докладе о Пригожине, и также в том докладе о Пригожине мы говорили, что найм людей в пригожинские структуры идет через официальных сотрудников ФСБ. В общем, особо это и не скрывают. Д.Г.: Вы сказали об устаревшем образе мысли нынешних сотрудников ФСБ, когда дело касается ученых. А каков строй их мыслей в принципе, что об этом известно? Ведь за 20 лет после прихода Путина к власти этот слой уплотнялся и рафинировался, становился более однообразным. М.Х.: Есть моменты, в которых они похожи с сотрудниками любых спецслужб. Психологически – это «сторожевые собаки», то есть люди, которые должны в каждой ситуации видеть сначала риски, и лишь потом возможности, так вообще должен подходить к ситуации хороший правоохранитель. Предприниматель – наоборот, он сначала должен видеть возможности, а потом риски. Поэтому хороший правоохранитель не может быть хорошим предпринимателем, и наоборот. Дальше, если мы возьмем КГБ советских времен, то эти ребята были достаточно идейными, и мысль о том, что кому-нибудь из них можно дать взятку, прийти в голову могла вряд ли.
Ситуация начала меняться в 1989-м году, когда на них навесили борьбу с организованной преступностью, и оказалось, что если долго смотреть в омут, то омут начнет смотреть в тебя. И в определенный момент, уже в российские годы возник тот самый конфликт, о котором писал Черкесов в той же статье про «чекистский крюк» - противоречия между «воинами» и «торговцами», теми, кто искал наиболее прибыльные приложения для своих чекистских полномочий, и теми, кто все-таки хотел продолжать служить родине. Сегодня, на мой взгляд, людей, которые хотели бы продолжать служить родине, вытеснило на периферию, хотя они, без всякого сомнения, остались. Основная часть сотрудников ФСБ – это те люди, которые воспринимают себя, как «новых дворян», которым можно «по чину» доить все «нижнее сословие», к которому относятся остальные 140 с лишним миллионов человек. Над собой они видят только «придворных» у «царя», как бы «бояр» над «дворянами». При этом это им не мешает этих самых бояр обманывать, сталкивать между собой и, вообще, крутить царем в той мере, в которой это возможно. Ну, чем царь становится старше, у него креативность падает, тем крутить им, как вы понимаете, легче. Вот такой у них строй мыслей. Д.Г.: Насколько велики финансовые возможности этой спецслужбы? М.Х.: Из разговоров с ныне действующими сотрудниками мы услышали, что «домашние задания» существуют не только для бизнеса, но и для них. И все они обязаны приносить определенное количество денег на «оперативные цели», которые потом, как мы понимаем, совершенно необязательно на эти самые оперативные цели используются, а просто уходят наверх. Можно предположить, что это весьма значительные суммы, поскольку стоимость «обналички», например, на сегодняшний день в России составляет от 8 до 12 процентов, а суммы, которые в этой сфере крутятся, -десятки миллиардов долларов. То есть, можно говорить, что только на этом направлении речь идет о потенциальных миллиардах долларов, которые сдаются в эту «общую казну». Коме того, например, в Иркутской области, когда мы спрашивали, какой бизнес «крышует» МВД, а какой – ФСБ, нам отвечали, что ФСБ начинает интересоваться бизнесом «от 10 миллионов». Д.Г.: Итак, ФСБ – это огромная структура, обладающая информацией, неисчислимым количеством оружия и денег, и впервые в истории России располагающая такой властью. Есть ли хоть какой-то шанс на возвращение ее под контроль общества и лишения того статуса, которым она сейчас обладает?
М.Х.: На самом деле, я уже говорил, она внутри очень рыхлая. Там внутри есть кланы, которые между собой сражаются, которые имеют фундаментально расходящиеся бизнес-интересы. Эта структура уже очень серьезно влияет на ситуацию в экономике страны и в стране в целом, и в какой-то момент у любого лидера страны, независимо от того, демократический он или авторитарный, должно возникнуть понимание, что эта структура уже перестает быть инструментом, а становится кукловодом. Мы говорим в нашем докладе, что существовало несколько таких ситуаций в истории России, когда служба раздувалась больше, чем ей положено, а потом ее как бы «секвестировали». Даже если этим будет заниматься выходец из этой самой спецслужбы, он все равно ее будет вынужден вгонять в некие рамки. Технологий ввода такой структуры обратно в нормальные рамки две. Это либо тотальные репрессии, как было во времена Сталина, и что еще может произойти, или реформа, которая возвращает ФСБ к тем объемам полномочий, которые должна иметь такая служба – условно, ведомство по защите Конституции, но неважно, как она будет называться. Это полномочия по противодействию силовым антиконституционным угрозам обществу и государству. Мы много специалистов проинтервьюировали, спрашивая их мнение о необходимых переменах. Наиболее радикальное мнение – это то, что от ФСБ должна быть отделена вся исполнительная часть (и следственная, и оперативная), и остаться только информационная. То есть, они должны собирать информацию, а дальше передавать ее в соответствующие ведомства для повторного контроля и реализации. Это наиболее радикальная точка зрения, а есть промежуточные точки зрения на эту тему, но то, что такое ведомство не может оставаться без независимого контроля, независимого от самого этого ведомства – абсолютно ясно."
Отправлено: 24.06.20 10:24. Заголовок: Литературная дискуссия "Классика и мы" или политическая провокация?
Записки бывшего подполковника КГБ: Литературная дискуссия "Классика и мы" или политическая провокация?
Дело Александра Сосновского
Был 1976-й или 1977 год. Вызвал меня к себе в кабинет заместитель начальника 1-го отдела 5-го управления КГБ подполковник Николай Николаевич Романов, сменивший на этом посту недавно отбывшего в Болгарию Виктора Гостева. Романов сообщил мне, что в аэропорту Шереметьево-2 при возвращении из Франции у члена профкома литераторов при московском отделении Союза писателей СССР Александра Сосновского были изъяты материалы, не подлежащие ввозу в СССР.
В подобные профкомы при творческих союзах часто принимались те, кто не являлся членом самих союзов, но нуждался в формальной работе, так как иначе мог быть обвинен в тунеядстве, со всеми неприятными последствиями, на основании советского законодательства тех лет. Мне было дано указание отправиться в Шереметьево, забрать задержанные материалы, доставить их в 5-е управление КГБ и сделать по ним соответствующие заключения.
Следует кое-что пояснить. Романов за несколько лет до этого был переведен в 5-е управление КГБ из дальневосточного региона. Начинал он службу надзирателем в следственном изоляторе, что, однако, не мешало ему быстро продвигаться по служебной лестнице, несмотря на уровень интеллекта, который существенно не изменился с годами. Возможно, карьере его способствовал благообразный внешний вид: был он высок и статен, обладал крупной головой с высоким и открытым лбом. При этом умом он не обладал, и в коллективах, которыми ему довелось руководить (а это были со временем 4-й (религиозный) и 11-й (спортивный) отделы 5-го управления КГБ), был он люто ненавидим.
Кстати 4-й отдел Романов был вынужден оставить после того, как весь оперативный состав буквально восстал против своего начальника. Имел он среди офицеров и соответствующее его характеру прозвище – Иудушка Головлев, так как был он таким же ханжой и лицемером, как его литературный прототип Порфирий Головлев из произведения Михаила Салтыкова-Щедрина.
Так вот, Иудушке Романову, который на новом месте еще недостаточно ориентировался, я был вынужден пояснить, что 2-е отделение, к которому я отношусь, курирует Союз писателей (СП) СССР и РСФСР. Московское отделение СП РСФСР и объединение литераторов при нем курируются 5-м отделом УКГБ по городу Москве и Московской области, то есть это не наша епархия. Доводам моим, естественно, Романов не внял, так как в случае согласия с ними он должен был перезванивать в соответствующие службы Шереметьево, что выдало бы его некомпетентность.
Одним словом отправился я в Шереметьево-2, который, как известно, является международным аэропортом. Во всех соответствующих пунктах несли службу пограничные подразделения, в числе которых наличествовали в описанные годы группы политического контроля. Эти подразделения и рассматривали различные предметы, которые вызывали сомнения у таможенных служащих при пересечении границ СССР въезжающими в страну гражданами.
Разыскав соответствующее подразделение контрольно-пропускного пункта (КПП) "Шереметьево-2" и дежурного по нему, я ознакомился с материалами, которые были задержаны пограничниками. Они представляли собой три журнала эротического содержания, изданные во Франции, и небольшого формата, но достаточно многостраничные, еженедельник, содержащий дневниковые записи их владельца. Среди них обращали на себя внимание цитаты из опубликованной на Западе книги Александра Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ". В СССР данное произведение было признано антисоветским. Соответственно, цитаты из "Архипелага ГУЛАГ" подпадали под понятие "распространение антисоветских измышлений " и ввозу в СССР не подлежали.
Доставив в расположение 5-го управления КГБ задержанные материалы, я, в соответствии с действующими инструкциями, составил мотивированный рапорт с выводом о необходимости уничтожения журналов эротического содержания, запрещенных к ввозу и распространению в СССР, а также страниц личного дневника Сосновского, содержащих цитаты из книги "Архипелаг ГУЛАГ". Сам дневник я передал сыну Сосновского Владимиру, сотруднику МГУ, к его великому неудовольствию. Он был справедливо возмущен тем, что посторонние люди читали дневник его отца.
Дело Василия Рязанова
Сотрудник издательства ''Молодая гвардия'', затем главный редактор журнала ''Человек и закон'' Сергей Семанов был еще одним пострадавшим в СССР за патриотическую деятельность. В бытность Семанова главредом этого массового журнала им в соавторстве с историком Анатолием Ивановым, участником группы Владимира Осипова, и бывшим военным летчиком Дмитрием Сушилиным был написан и разослан по почте членам ССП "неславянского происхождения" черносотенный по своему содержанию памфлет, подписанный псевдонимом Василий Рязанов. Авторы послания были довольно быстро установлены госбезопасностью. Первым был арестован Иванов, частый гость салона Ильи Глазунова и приятель Семанова, сдавший своих соавторов – Сушилина и Семанова. Уголовного наказания избежал лишь Семанов, сохранивший даже членство в КПСС. Через много лет Семанов признался, что в период следствия по данному делу имел длительную беседу с начальником 5-го управления КГБ генералом Филиппом Бобковым.
В записке в ЦК КПСС, подписанной председателем КГБ СССР Юрием Андроповым, "Об антисоветской деятельности Иванова А.М. и Семанова С.Н.", в частности, отмечалось: "Комитет госбезопасности имеет в виду привлечь к уголовной ответственности Иванова А.М. Что касается Семанова, то представляется необходимым рассмотреть вопрос об освобождении его от должности главного редактора журнала ''Человек и закон''. Решение о его уголовной ответственности будет принято в зависимости от хода следствия по делу Иванова".
Последнее предложение указывает на попытку привлечения Семанова к агентурной деятельности в интересах госбезопасности. Не согласись Семанов на агентурную деятельность, отправился бы он вслед за Ивановым в места не столь отдаленные.
Вербовка первого секретаря Союза писателей Москвы Феликса Кузнецова
С 1967 года горком партии в Москве возглавлял первый секретарь Виктор Гришин, ставший в 1971 году членом Политбюро ЦК КПСС. Юрий Андропов с 1967 года возглавлял КГБ. Как и Гришин, он был избран в состав Политбюро ЦК КПСС, но на два года позже, в 1973 году. В силу своих карьерных амбиций Гришин и Андропов тихо друг друга ненавидели.
Формально все московские коммунисты являлись членами партийной организации Москвы. Это распространялось и на сотрудников центрального аппарата КГБ и управления КГБ по городу Москве и Московской области. Начальником УКГБ по Москве и МО с 1971 года был бывший партийный функционер, направленный в 1951 году с должности секретаря Херсонского обкома Компартии Украины на работу в органы госбезопасности, Виктор Алидин, являвшийся также постоянным членом горкома партии, возглавляемого Гришиным. На этой должности Алидин стал генералом-полковником, членом коллегии КГБ СССР и одновременно заместителем председателя КГБ СССР. У него сложились хорошие отношения с Гришиным, и он чувствовал себя достаточно неуязвимым в системе КГБ. Это накладывало отпечаток на деятельность сотрудников московского управления госбезопасности, которые по результатам своей деятельности отчитывались не только перед центральным аппаратом КГБ, но и перед МГК КПСС.
С 1967 года начальником 5-го управления КГБ СССР был Бобков, в 1975 году ставший, как и Алидин, членом коллегии КГБ СССР. Соответственно, у Бобкова с Алидиным были неприязненные отношения, поскольку каждый стремился опередить другого в докладе так называемым инстанциям. Для центрального аппарата КГБ это был ЦК КПСС; для УКГБ по Москве и МО – горком партии, во главе которого стоял Гришин. Тем самым, информируя горком, Алидин одновременно информировал и высший партийный орган. В силу этой коллизии подчиненные Бобкова всегда были нацелены на получение упреждающей, по отношению к их московским коллегам, информации.
Примером взаимоотношений Бобкова и Алидина является то, что Бобков, всегда верно продвигавший наверх по служебной лестнице офицеров, имевших влиятельных родственников, независимо от реальных результатов их работы, сына Алидина – Александра, сотрудника 3-го отдела вверенного ему 5-го управления КГБ, просто гноил, не давая ему заслуженного продвижения по службе. Алидин-старший (подчиненные Алидина ласково прозвали его Бабушкой за невысокий рост и округлость фигуры) унижать себя просьбой о карьере сына не стал.
Наиболее беспокойным объектом оперативного наблюдения для 5-го управления КГБ СССР и УКГБ по Москве и МО был Союз писателей СССР и его московская организация. Из всех других творческих объединений ССП выделялся идейными столкновениями, нередко переходящими в скандалы, широко обсуждавшимися в обществе, в силу чего данный творческий союз находился под неусыпным контролем ЦК КПСС и органов госбезопасности СССР. Поэтому любое мероприятие, проходившие в Союзе писателей СССР, его московской организации или в Центральном доме литераторов (ЦДЛ) было в поле зрения недремлющей госбезопасности и их куратора старшего оперуполномоченного 2-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ майора Николая Никандрова, всегда имевшего под рукой справочник ежемесячных мероприятий ЦДЛ, по результатам которых требовал обязательного отчета заместитель начальника 5-го управления КГБ СССР генерал-майор Иван Абрамов. И если, не дай бог, какой-то очередной скандал миновал внимание его подчиненных, следовал незамедлительный разнос генерала Абрамова.
Автор этих строк служил в одном отделении с Никандровым с 1974-го по 1977 год. Вместе с еще двумя сотрудниками мы делили с Никандровым один кабинет, в силу чего я был в достаточной мере осведомлен о его оперативной деятельности.
Никандров замышлял в то время вербовку первого секретаря правления московской организации Союза писателей СССР Феликса Кузнецова, чтобы иметь возможность оперативно отслеживать процессы в писательских кругах страны, но опасался неприятностей в случае неудачи с вербовкой Кузнецова со стороны горкома КПСС Москвы. Ситуация для Никандрова сложилась деликатная. Кузнецов родился в 1931 году в Вологодской области. Родители его были сельскими учителями. Кузнецов окончил филологический факультет МГУ и аспирантуру. В 1966 году стал кандидатом наук, в 1970-м – доктором. Работал в различных центральных печатных органах. Преподавал в Литературном институте имени Горького и Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. В 1976 году возглавил московскую писательскую организацию, став первым секретарем. С 1986-го по 2004 год работал директором Института мировой литературы. В последующие годы – председатель исполкома Международного сообщества писательских союзов, член-корреспондент РАН.
До занятия должности первого секретаря московской писательской организации Кузнецов был известен, как литературный критик, выступавший с четко правоверных партийных позиций. Этим он и привлек внимание Никандрова, тем более что московская писательская организация, крупнейшая в Советском Союзе по числу членов, да и по количеству признанных мастеров слова, играла в литературной и культурной жизни страны особую роль и была достаточно самостоятельна. Именно московская писательская организация была местом пристанища авторов и либерального направления, и их антагонистов-русистов. Чтобы управлять процессом, на месте первого секретаря московской писательской организации чекистам важно было иметь своего человека.
Пока Никандров решал, как именно ему приступить к вербовке Кузнецова, его опередил молодой сотрудник, выпускник Московского авиационного института (МАИ) и бывший комсомольский работник оперативный уполномоченный 1-го отделения 5-го отдела (впоследствии 5-й службы) УКГБ по Москве и МО капитан Владимир Николаевич Зубков, завербовавший Кузнецова весной 1977 года. К неудовольствию сотрудников нашей "литературной группы", из 5-го отдела УКГБ Москвы и МО пошли агентурные сообщения Зубкова, не всегда совпадавшие с имевшимися в "литературной группе" данными.
Никандров негодовал, возненавидел Володю Зубкова, но поделать ничего не мог и вынужден был смириться с ситуацией, тем более что Зубков часто заходил к коллегам в 5-е управление КГБ и старался вместе с ними вырабатывать общую линию по отношению к важному агенту в столичной писательской организации. Союз писателей РСФСР к этому времени возглавлял ставленник и агент Бобкова Сергей Михалков, так что в целом о состоянии дел в СП Москвы, РСФСР и СССР КГБ был осведомлен достаточно хорошо.
Чтобы не отставать от ''москвичей'' (так называли в центральном аппарате КГБ СССР коллег из УКГБ по Москве и МО), Никандров приобрел в качестве агента госбезопасности проректора Литературного института имени Горького Евгения Сидорова, который с помощью КГБ через год после вербовки, в 1978 году, сменил Владимира Пименова, долгое время возглавлявшего Литинститут. Затем, о чем мы уже писали, КГБ продвинул Сидорова на пост министра культуры России (и Никандров ушел к нему в министерство культуры, как офицер действующего резерва).
Что касается Зубкова, то его судьба сложилась трагично. До 1991 года он служил в органах госбезопасности, дослужившись до должности начальника отдела 5-й службы УКГБ по Москве и Московской области, осуществлявшего разработку зарубежных антисоветских центров. Руководя этим подразделением, Зубков подготавливал агентуру на вывод за рубеж на длительное оседание. В числе тех, кого он готовил на "вывод", был один совершенно никчемный человек, работавший иногда в качестве переводчика в Госкомспорте СССР. Фамилией он обладал редкой, потому и запоминающейся – Рабилизиров. Он, как и ныне ставшая мировой знаменитостью Анна Чапман, должен был внедряться в американское общество. Кто знает, может он до сих пор "спит" и внедряется где-то в Америке.
После перевода в 1991 году в действующий резерв Зубков вместе со своими однокашниками из МАИ занялся бизнесом авиационных перевозок. 14 января 2009 года российские СМИ сообщили о добровольном уходе из жизни президента концерна "Соби" Владимира Николаевича Зубкова. В заметке указывалось, что, по словам сотрудников столичного ГУВД, жена Зубкова, придя домой, застала лежащего на полу мужа с простреленной головой. Рядом лежал когда-то купленный им карабин. В предсмертной записке, оставленной Зубковым, он писал: "Возникли проблемы в связи с кризисом. Непреодолимые долги и обязательства перед кредиторами. Простите меня. Прошу никого не винить".
Дискуссия "Классика и мы"
21 декабря 1977 года, в день рождения Сталина, в Центральном доме литераторов состоялась дискуссия на тему ''Классика и мы'', за которой (как и за любой другой дискуссией в ССП и ЦДЛ) внимательно следила госбезопасность. Инициирована она была литераторами патриотического, как они это понимали, направления в литературе и искусстве – в противовес чуждому прозападному. Один из ее участников – писатель и агент КГБ Станислав Куняев вспоминает:
"Звонил наш куратор из "Детского мира" (так для конспирации называли Лубянку, располагавшуюся по соседству с магазином "Детский мир". – Попов), стал расспрашивать, как прошел секретариат по итогам дискуссии. Я начал было излагать, но потом, чтобы не запутаться, сказал: ''Я лучше Вам прочитаю свою речь на секретариате''. Он буркнул: ''Подождите'', – и на минуту в трубке воцарилось молчание. Потом он снова подошел к телефону.
– Что, запись наладили? – спросил я.
– Да! – грустным голосом ответил он.
– Но ведь есть же стенограмма!
– Стенограмма есть, да времени нет. А мне завтра в 9.00 надо докладывать.
И я начал ему читать".
С. Куняев. "Воспоминания"
Естественно, это был не первый контакт "куратора" из "Детского мира" с Куняевым. Отношения их были более чем доверительные, то есть агентурные.
Человека с ''честными голубыми глазами'' звали Никандров. Несколько позже он сослужил службу Куняеву, которому нужен был доступ к архивным материалам госбезопасности о расстрелянном в 1937 году поэте Николае Клюеве, арестованном по обвинению в причастности к не существовавшей в действительности ''кадетско-монархической повстанческой организации "Союз спасения России''. Куняев писал о нем книгу. Полковник Никандров занимал теперь должность начальника 1-го отдела Центра общественных связей (ЦОС) КГБ СССР.
Сотрудникам данного подразделения была вменена в обязанность работа с литераторами, журналистами и представителями электронных СМИ для создания положительного имиджа КГБ. В виде поощрения отдельных авторов, в соответствии с их запросами, осуществлялось ознакомление их с архивными документами, что давало им возможность эксклюзивных публикаций.
По указанию Никандрова подбором архивных материалов для Куняева занимались старший консультант 1-го отдела ЦОС КГБ СССР полковник Сергей Федорович Васильев и консультант этого же подразделения подполковник Виктор Николаевич Беренов. Во второй половине 1970-х годов Беренов был сотрудником 2-го отделения 1-го отдела КГБ СССР, в котором служил Никандров.
Однажды во время товарищеского времяпрепровождения (с употреблением спиртного) Беренов неосторожно высказался по адресу Никандрова, после чего довольно быстро был переведен в управление "В" 3-го Главного управления КГБ СССР, курировавшего МВД СССР. С Никандровым он в следующий раз пересекся только в ЦОС КГБ СССР, где они служили под началом генерала Александра Карбаинова, вскоре добровольно ушедшего из жизни.
С 1997 года Никандров возглавлял Клуб ветеранов органов госбезопасности при ФСБ России, на страничке которого с тоской вспоминал о былой службе: "Благословенное время [19]60-х годов прошлого века предоставляло советскому человеку шанс для выбора. Оперативники 5[-го] управления [КГБ] сделали свой выбор – они искренне защищали интересы Отечества. И не их вина, что по мрачным лекалам западных спецслужб в темных лабиринтах истории ныне растворяется необъятный потенциал великого государства!"
Но вернемся к литературной дискуссии "Классика и мы". Мероприятие под академическим названием было ничем иным, как политической провокацией писателей патриотической направленности. Почувствовав в себе значительные силы к концу 1970-х годов, русисты решили о себе громко заявить, с тем чтобы максимально привлечь на свою сторону симпатии советского руководства. С этой целью и была организована в ЦДЛ дискуссия. Инициировал ее Вадим Кожинов, а глашатаем был верный его ученик Куняев.
Какие же идеи проповедовал Кожинов? Куняев пишет:
"Наиболее существенные труды Кожинова последних лет – "История Руси и русского слова" и "Россия. Век ХХ". Наибольший интерес в последней книге представляет серия глав, посвященных черносотенцам. Кожинов впервые показал, что люди, исповедовавшие черносотенную идеологию, составляли самый высококультурный слой России начала ХХ века и – единственные в то время – обладали ясным пониманием происходящего и прозрением грядущих катаклизмов. Он показал также, что эти идеи, пусть неоформленные в их сознании, исповедовали и широкие народные массы, "третья сила", которая в сложившихся исторических условиях была, увы, обречена на поражение. Но поражение политическое не стало поражением духовным, смысловым, что и показал писатель в последующих главах "Истории".
С. Куняев. Мемориальная страница В. Кожинова
Почувствовав за русистами поддержку со стороны чекистов, бывший коммунистический литературный критик Кузнецов перешел на позиции националистов. Вот как описывал роль Кузнецова в те годы, симпатизирующий ему писатель-националист, Николай Дорошенко:
"Феликс Кузнецов создал из московской писательской организации настоящий духовный очаг, где в годы общего застоя всегда азартно шумела настоящая творческая жизнь... "Официозность" литературной критики Кузнецова в [19]70–[19]80-х годах была продиктована его стремлением очеловечить партийную идеологию, вдохнуть в ее окаменевшие формулы тот животворный национальный дух, который привнесли в тогдашнюю советскую жизнь наши писатели "деревенщики".
Не будь этой почти ювелирной литературной работы Кузнецова, Федор Абрамов, Иван Акулов, Борис Можаев, Василий Белов и тем более Валентин Распутин воспринимались бы ведомством Суслова, как диссиденты. Кто-то, как Михаил Лобанов или Станислав Куняев, брал в руки меч и рубился с "пятой колонной", ловко прыскающей цитатами из Ленина и Маркса, до последней возможности, кто-то, как Вадим Кожинов, одним ударом крошил, так и не дотаявший за весь ХХ век, лед троцкистских идеологов. Феликс Кузнецов был в ту пору критиком с "ролевым сознанием". А попросту говоря, был он искусным и мудрым толмачом, переводившим с языка Федора Абрамова на язык Суслова. Чтобы Суслов мог убедиться, что живое, полное горьких слез сердце русского писателя – это не камень, брошенный в серое здание на Старой площади".
Н. Дорошенко. "Критик в роли политика, политик в роли критика"
Действительно, это был не камень, брошенный в серое здание на Старой площади, а результат кропотливой агентурной работы КГБ СССР.»
Отправлено: 24.06.20 11:13. Заголовок: Олимпийские достижения и допинговые традиции советских спецслужб
Записки бывшего подполковника КГБ: Олимпийские достижения и допинговые традиции советских спецслужб
Спецслужбы и допинг
По завершении зимних Олимпийских Игр в Сочи в 2014 году разгорелись скандалы, связанные с обвинением российских спортсменов в использовании различных допинговых средств. Результатом этих скандалов явилось лишение аккредитации Российского антидопингового агентства (РУСАДА) и отстранение российских спортсменов от целого ряда международных соревнований. В дополнение к этому международные спортивные организации приняли решение о недопущении российских паралимпийцев к участию к Паралимпиаде 2016 года в Бразилии и 2018 года в Южной Корее. Бывшему министру спорта Виталию Мутко, на волне этих скандалов повышенному до уровня вице-премьера российского правительства, пришлось отвечать на эти обвинения, что он сделал с легкостью, назвав их заведомо ложными.
Виталию Мутко вынужденно вторил почетный (а до того – действующий) вице-президент Международного олимпийского комитета и глава национального советского Олимпийского комитета Виталий Смирнов, заявивший, что ни в СССР, ни в современной России не было и не могло быть государственной программы по использованию допинга в спорте. На самом деле все эти утверждения являлись откровенной ложью, о чем и Мутко, и Смирнов были прекрасно осведомлены.
Смирнов до избрания в Международный олимпийский комитет (МОК) в начале 1970-х годов занимал должность заместителя председателя Госкомспорта СССР. В 1978 году он был завербован в качестве агента заместителем начальника 5-го управления КГБ генерал-майором Иваном Павловичем Абрамовым.
Без допинга добиваться высоких результатов в спорте было проблематично. Приведем мнение человека авторитетного в области спортивной медицины, бывшего директора Московского научно-практического центра спортивной медицины (МНПЦСМ), в настоящее время главного специалиста по спортивной медицине департамента здравоохранения Москвы, доктора медицинских наук, заслуженного врача России Зураба Гивиевича Орджоникидзе:
"Обычный человек в день тратит около 2000 килокалорий на поддержание жизнедеятельности. Спортсмен – примерно в шесть раз больше. Этого хватит, чтобы 12 тонн воды температурой 18 градусов по Цельсию подогреть на один градус. А это очень серьезная задача. Сейчас – еще одна пугающая цифра. Систолическое ("верхнее") давление у тяжелоатлета в момент подъема штанги подходит к значениям 380! И это еще не предел: доходило до 450. И, даже если поделить на три, – уже явная гипертония! Поэтому, конечно, фармакологическая поддержка нужна".
Из интервью сайту MK.ru, 22 июня 2016 года
Статья 48-я Олимпийской хартии является медицинским кодексом Международного олимпийского комитета. В ней четко прописано запрещение использования допинга в спорте. Кроме того, там отмечено, что "допинг противоречит, как медицинской этике, так и медицинской науке. Понятие допинга заключается в следующем: применение веществ, относящихся к запрещенным классам фармакологических препаратов, и/или применение различных запрещенных методов".
Немецкий ученый, историк спорта, доктор Гизелхер Сритзер (Giselher Spitzer) в 2003 году опубликовал подробное исследование многолетнего использования спортсменами ГДР различных допингов с целью получения высоких результатов. Работа Спитзера так и называется: "Допинг в ГДР" (Doping in DDR). С использованием большого фактического материала, в том числе и на основе рассекреченных документов министерства государственной безопасности ГДР, более известного, как Штази, в книге описывалась государственная система по внедрению различных допингов. Помимо медицинских учреждений, в эту систему была вовлечена разведка ГДР, негласно добывавшая соответствующие препараты в ФРГ и иных государствах.
При этом ведущие медицинские специалисты ГДР, разрабатывавшие программы по использованию допинговых средств в спорте, являлись агентами Штази, то есть были завербованы Штази с целью тотального контроля за процессом разработки данных программ и использования их на практике.
В исследовании ''Допинг в ГДР'' приводится доклад доктора Рудольфа Мюллера, озаглавленный ''Предложение по организации медицинского обеспечения ведущих спортсменов и кандидатов в олимпийские сборные западно-германскими фармацевтическими препаратами''. Доктор Мюллер одновременно являлся агентом Штази под псевдонимом «Эрнст Лахе» и с 1964 по 1969 годы занимал должность заместителя главного врача спортивно-медицинской службы ГДР. Также в исследовании доктора Спитзера упоминается спортивный врач доктор Кипке (агент Штази под псевдонимом ''Рольф'') и сотрудник спортслужбы Ханс Гюртлер. Это была вершина айсберга, открывшаяся лишь после объединения двух Германий.
В 2000 году в криминальном суде Берлина приступили к рассмотрению уголовного дела по обвинению бывшего президента Немецкого спортивного союза ГДР Манфреда Эвальда и его сподвижника Манфреда Хеппнера, руководившего с 1974 года специальной медицинской группой "Бюро поддержки спорта". Эвальд с 1948 по 1952 годы был секретарем немецкого спортивного комитета, а с 1952 по 1960 годы – председателем Государственного комитета по физической культуре и спорту при Совете министров ГДР. За выдающиеся заслуги перед отечеством он был удостоен высшей государственной награды ГДР – ордена Карла Маркса, к которой прилагалась премия в 20 тыс. марок.
С 1963 по 1988 годы Эвальд возглавлял спортивное движение в Восточной Германии. За это время атлеты ГДР завоевали на Олимпийских играх 197 золотых, 178 серебряных и 167 бронзовых медалей. Это было небывалое мировое достижение. Залог успеха заключался в программе подготовки спортсменов ГДР, являвшейся государственной тайной. Поэтому в период существования ГДР спортивные функционеры и журналисты этой страны объясняли высокие результаты особой системой отбора талантливых детей, особой системой воспитания и тренировок, демонстрирующей преимущества социализма перед капитализмом.
В действительности же дело было в массовом использовании допинговых средств не только в спорте высших достижений, но и в детских спортивных школах. При этом исследованием возможных негативных последствий применения допингов обеспокоен никто не был. Ни детей, ни их родителей об использовании допингов в процессе спортивной подготовки никто не информировал. Точно таким же образом обстояли дела и в Советском Союзе. Целью, как и в ГДР, была пропаганда преимуществ социалистического строя перед капиталистическим.
23 апреля 1951 года в СССР был создан Национальный олимпийский комитет (НОК), который 7 мая того же года на 46-й сессии Международного олимпийского комитета был принят в число членов этой международной организации. В следующем 1952 году советские спортсмены впервые приняли участие в летних Олимпийских играх, которые проходили в столице Финляндии Хельсинки. Несмотря на то, что для сборной СССР это был дебют, по количеству завоеванных медалей команда заняла второе место. При подготовке советских спортсменов к международным соревнованиям уже в те годы активно применялись анаболические стероиды, которые резко повышают психофизические показатели спортсменов и обуславливают высокие результаты в спортивных соревнованиях. Так что практика использования различных допинговых средств широко применялась в советском спорте, но все, что было с этим связано, проходило под грифом "секретно".
В составе Спорткомитета СССР (в 1977 году реорганизованного в Госкомспорт СССР), наличествовало управление медико-биологического обеспечения сборных команд СССР по различным видам спорта. Сотрудниками данного управления являлись спортивные врачи, закрепленные за соответствующими сборными командами, функции которых не ограничивались медицинским контролем за состоянием здоровья спортсменов во время тренировочного процесса и соревнований. В соответствии с указанием руководства конкретных управлений спортивного ведомства, совместно с тренерами сборных команд СССР, прикрепленные к ним врачи осуществляли широкую программу по фармакологической поддержке спортсменов. В основном при этом использовались различные группы допинговых средств.
Для каждой отдельно взятой сборной команды и отдельных спортсменов в единоличных видах спорта управление медико-биологического обеспечения сборных команд СССР разрабатывало программу применения допинговых средств и методику сокрытия их применения для избежания разоблачения при контроле во время проведения международных соревнований. Подобные программы составлялись спортивными управлениями совместно с медико-биологическим управлением и утверждались заместителями главы спортивного ведомства, курировавших соответствующие виды спорта. Вся документация имела гриф "секретно" и хранилась в первом (режимном) отделе Спорткомитета СССР. Традиционно спортивные врачи и массажисты сборных команд вербовались сотрудниками КГБ СССР для осуществления контроля за поведением спортсменов во время тренировочных сборов и соревнований, проводимых за границей, а также для выявления контактов с иностранными спортсменами на территории СССР. К московской Олимпиаде 1980 года поголовно все врачи и массажисты сборных команд Советского Союза были завербованы сотрудниками 11-го отдела 5-го управления КГБ СССР и прикомандированными к данному подразделению офицерами территориальных органов госбезопасности. Автор этих строк являлся в описываемый период руководителем группы офицеров, оперативно курировавших сборные команды СССР по различным видам спорта и может ответственно заявить, что преувеличения в утверждении "все врачи и массажисты... были завербованы" нет.
Вот что рассказывал о практике употребления допинговых препаратов ведущий научный сотрудник Научно исследовательского-института спорта Российского государственного университета физической культуры спорта, молодежи и туризма Сергей Константинович Сарсания. Хотя следует отметить, что он несколько упрощает практику применения допинговых препаратов в сборных командах СССР, полагая, что это происходило по инициативе врачей этих сборных. В действительности же врачи были лишь исполнителями предписаний, исходящих от руководителей спорта в СССР.
"Я проверял эту тенденцию в "Динамо". Говорю Юрзинову (старший тренер хоккейной команды "Динамо" и второй тренер сборной СССР по хоккею в 1970-1980-е годы. – Попов): "Володя, нам предстоит серия из шести игр. С ЦСКА, "Крыльями Советов", "Химиком" и др. Игры подряд идут, через два дня, на третий. Давай посадим игроков на неробол в поддерживающих дозировках. И восстановиться успеют, и играть будут позлее. Но есть два варианта. Либо сказать игрокам, что ты даешь, пояснив, что дозы абсолютно безвредные. Хочешь, я могу рассказать. А второй вариант: даешь вслепую, не ставя в известность, что это за таблетки". Он говорит: "Я не могу принять такое решение. Я должен спросить у председателя центрального совета "Динамо". Как будто [Виктор] Тихонов у [Дмитрия] Язова спрашивал, можно ли своим давать анаболики. А я знал, что дают. Врач сборной, бывший врач лыжников (Борис Сапроненков, он же агент госбезопасности Дедов. – Попов), мне сам говорил: "Я развожу в коктейле и даю им пить".
Из интервью Сергея Сарсания автору журнала "Железный мир" Андрею Антонову. 2003 год
А вот так он рассказывал о допинг-контроле:
"Его в хоккее тогда не было. Да и сейчас глаза закрывают. У нас в Москве проходил чемпионат мира в 1978 году. За три недели перед чемпионатом мира мы тестировали сборную СССР. Наши тренеры любят замучить, но не создать. Я провожу биохимический контроль крови. Команда замученная. Через два дня меня вызывают на закрытое совещание. Присутствует начальник управления футбола и хоккея Колосков (агент госбезопасности Янтарь. – Попов), заведующий кафедрой хоккея в нашем институте Королев, наш завкафедрой биохимии Волков, старший тренер сборной Тихонов. Колосков спрашивает меня: "Что делать?" Я говорю: "Команда мертвая. Единственное, что может спасти, это анаболики. Дозировка мне известна. Попьют дней 10, и все будет нормально. Единственная проблема – допинг-контроль. Но чемпионат мира же в Москве". Колосков говорит: "Эту проблему я беру на себя". Проблему решили, сборная СССР стала чемпионом мира, у всех чистые пробы. Характерно, что все высшее руководство получило правительственные награды после чемпионата. А я не получил ничего".
Из интервью Сергея Сарсания автору журнала "Железный мир" Андрею Антонову. 2003 год
К Олимпиаде-80 в Москве был создан антидопинговый центр, оснащенный самым, по тем временам, современным оборудованием и отвечавший высоким международным стандартам. Впрочем, ни одного случая использования допинговых препаратов спортсменами стран – участниц олимпийских игр выявлено не было. В чем же было дело: в непрофессиональном персонале, работавшем в антидопинговом центре, или в некачественном оборудовании центра? И с персоналом, и с оборудованием все было нормально. Дело было в политике.
Олимпийские игры, впервые проводившиеся в социалистической стране, должны были продемонстрировать всему миру якобы имеющиеся превосходство социалистического строя над капиталистическим. ЦК КПСС принимал беспрецедентные меры для обеспечения победы любой ценой. В соответствии с секретными постановлениями Политбюро ЦК КПСС все государственные ведомства обязаны были оказывать всемерную помощь Госкомспорту СССР в достижении этой цели. Так, например, по запросу руководства спортивного ведомства Советом министров СССР секретным постановлением были выделены значительные валютные средства для так называемой работы с зарубежными судьями или же, попросту говоря, на их подкуп. Не оставался в стороне и КГБ СССР, на который помимо основной задачи обеспечения безопасности в период подготовки и проведения Олимпиады-80 была возложена обязанность по оказанию полномасштабной помощи советской сборной команде, участвующей в Играх, в достижении убедительной победы в соревнованиях. В этих целях агентура КГБ из числа советских судей, имеющих международную категорию и аккредитованных для судейства Игр Олимпиады в Москве, а также переводчики, работавшие с иностранными судьями, участниками соревнований и зарубежными представителями различных служб Олимпиады-80 была нацелена на их обработку в выгодном Советскому Союзу плане. В ход шли дорогостоящие подарки и иностранная валюта. Средства расходовались из бюджета КГБ СССР и оформлялись по статье 9-й, используемой для поощрения агентуры.
Руководство Международного олимпийского комитета и международных федераций, аккредитованных на Олимпиаде в Москве, находились под постоянным агентурным контролем, и это в дополнении к круглосуточному слуховому контролю их рабочих помещений и мест отдыха.
Кроме этого в состав персонала Московского антидопингового центра были введены два офицера КГБ СССР, имевшие олимпийскую аккредитацию. Ими были старший оперуполномоченный 1-го отделения 1-го отдела 5-го управления КГБ СССР майор Борис Николаевич Пакин и его коллега, сотрудник того же подразделения, оперуполномоченный капитан Евгений Иванович Воробьев. Оба они были представителями подразделения, курировавшего Министерство здравоохранения СССР и ведущие медицинские учреждения страны. Так как управление аккредитации оргкомитета Олимпиады-80 более чем на 90% состояло из офицеров госбезопасности, работавших под прикрытием, проблем с олимпийской аккредитацией у офицеров КГБ СССР и их агентуры, задействованных в обслуживании игр, не было.
Задачей офицеров госбезопасности Пакина и Воробьева, внедренных в антидопинговый центр, было недопущение обнаружения фактов употребления допинговых препаратов советскими спортсменами. Они заранее информировались о том, какие пробы необходимо заменить, и замещали их своей мочой либо мочой своих коллег, которых приглашали отведать дефицитное зарубежное пиво, в изобилии имевшееся в анитидопинговом центре. Коллеги в детали этой операции не посвящались, а необходимость испражнений в специальные емкости объяснялось строгой отчетностью за использование пива.
Результаты деятельности Пакина и Воробьева можно назвать впечатляющими: ни одного факта употребления допинговых препаратов советскими спортсменами выявлено не было. Впрочем, как и иностранных. Сделано это было намеренно с тем, чтобы не вызвать упреков со стороны руководителей зарубежных спортивных делегаций, участвовавших в московской Олимпиаде, поскольку в случае выявления подобных фактов в отношении иностранных спортсменов они могли справедливо возмутиться, так как знали что употреблением допингов грешили спортсмены многих стран. А так – у всех прекрасные показатели, тем более, что в олимпиаде участвовали только те страны, которые отказались бойкотировать ее из-за советского вторжения в Афганистан.
Советские спортсмены завоевали в тот год 80 золотых, 69 серебряных и 46 бронзовых медалей. Второй результат, естественно, был у спортсменов ГДР: 47 золотых, 16 серебряных и 42 бронзовых медалей.
Руководители советского государства в период его заката были щедры на награды. Все те, кто был непосредственным участником Олимпиады-80, были различным образом поощрены, в том числе и правительственными наградами. Майор госбезопасности Пакин, подменявший пробы с анализами мочи в Московском антидопинговом центре, по представлению его многолетнего приятеля, заместителя начальника 11-го отдела 5-го управления КГБ СССР подполковника Игоря Перфильева был награжден орденом ''Красной Звезды''. По статусу орденами награждали за храбрость и героизм, проявленные в ходе боевых действий, а не за анализ мочи в мирное время.
Во время проведения Олимпиады в Сочи в 2014 году российские спецслужбы использовали опыт советских коллег и внедрили в антидопинговый центр офицера ФСБ, который занимался тем же, что и его предшественник Пакин – подменял пробы российских спортсменов, имевшие следы употребления допинговых препаратов, заменяя их чистыми. Благодаря этим манипуляциям, спустя всего лишь четыре года после провальной для спортсменов России зимней Олимпиады в канадском Ванкувере на очередных Играх в Сочи россияне добились впечатляющей победы, заняв первое место в командном зачете с результатом 13 золотых, 11 серебряных и девять бронзовых медалей. Заявления руководителей российского спорта, которым вторит президент страны, об отсутствии в России государственной программы использования допинговых препаратов в спорте, является ничем иным, как ложью, возведенной в государственную политику. 23 декабря 2016 года в ходе очередной своей пресс-конференции, отвечая на вопрос корреспондента газеты "Советский спорт" о политической составляющей претензий к России со стороны Всемирного антидопингового агентства (ВАДА), Путин заявил, что "никакой государственной поддержки допинга в России нет, а проблемы с допингом есть в любых странах".
По словам Путина, расследование ВАДА опиралось на показания "информаторов, которые убежали за границу". "Вот я уже не помню фамилию этого гражданина, который удрал и который возглавлял у нас российское антидопинговое агентство, – продолжал Путин. – Он же до этого где работал? В Канаде! А потом что он делал – приезжал в Россию! И, будучи назначенным на высокую должность, таскал сюда всякую гадость". При этом Путин не уточнил, какую именно "гадость" "таскал" из Канады бежавший затем из России Григорий Родченков (фамилию которого Путин в тот момент, дескать, забыл, хотя и проявил знание различных моментов его биографии).
В интервью зарубежным СМИ Родченков признался, что являлся агентом ФСБ России (что нас удивлять не должно). Без сомнения, именно это ведомство и готовило справку для Путина, где все было достаточно подробно изложено. Так что фамилию Родченкова Путин прекрасно помнил.
Григорий Родченков родился в 1958 году в Москве. В 1982 окончил химический факультет Московского государственного университета имени Ломоносова по специальности "химическая кинетика и катализ". В 1985 году его приняли на работу в Московский антидопинговый центр (АДЦ). В 2005 году он стал исполняющим обязанности директора Федерального государственного унитарного предприятия (ФГУП) "Антидопинговый центр", а с 6 июля 2006 года по 11 ноября 2015 года занимал должность директора ФГУП "Антидопинговый центр". После вынужденного бегства из России в январе 2016 года, оказавшись в США, Родченков в одном из интервью признался в том, что, как только он был назначен на должность руководителя московского АДЦ, он был завербован российской контрразведкой под псевдонимом «Кац».
Советские и российские спецслужбы постоянно контролировали процесс использования допинговых средств в спорте высших достижений, так как это было и остается секретной государственной программой, а секреты должны охраняться от посторонних глаз. Родченков рассказывал:
''Наша лаборатория (так он называет антидопинговый центр Москвы. – Попов) сотрудничала со многими аналогичными зарубежными центрами. В частности, были тесные контакты с лабораторией ГДР. Потом заработала советско-американская программа с учеными из Лос-Анджелеса. В [19]90-м году защитил диссертацию. А вскоре после отъезда Уральца (бывшего руководителя Московского АДЦ. – Попов) в США я тоже покинул московскую лабораторию, отработав в ней девять лет. Была идея поработать в США. Но туда, куда звали, мне не хотелось, а куда я хотел, меня не брали. Зато взяли в московское представительство американской фирмы "Хьюлетт-Паккард", которая являлась крупнейшим производителем аналитического оборудования. Их приборы стояли во всех антидопинговых центрах мира. Но грянул банковский кризис 1998 года. Я уехал в Канаду, где год проработал в антидопинговом центре в Калгари''.
Из интервью Григория Родченкова сайту moscowuniversityclub.com, 25 мая 2005 года
Все это время Родченков пребывал в статусе агента ФСБ России и в силу этого, помимо официальной деятельности, добывал информацию в интересах данного ведомства. В 2013 году Московский АДЦ привлек к себе общественное внимание: родная сестра главы АДЦ Григория Родченкова, трехкратная чемпионка мира по бегу Марина Родченкова, была признана виновной по статье "незаконный оборот сильнодействующих или ядовитых веществ в целях сбыта". Суд первой инстанции приговорил Родченкову к полутора годам лишения свободы, но после кассационной жалобы срок заменили условным наказанием.
В декабре 2013 года ВАДА рекомендовала лишить аккредитации Московский АДЦ "из-за недостаточной надежности". 10 ноября 2015 года решением ВАДА работа Московской антидопинговой лаборатории была временно приостановлена, а Родченков подал в отставку с поста главы лаборатории. Отставка была принята министерством спорта РФ, а 25 ноября того же года Родченков был временно отстранен от должности в медицинском комитете Международной федерации лыжных видов спорта. В том же месяце ВАДА сообщила, что глава московской антидопинговой лаборатории Григорий Родченков уничтожил 1417 допинг-проб за три дня до проверки.
В январе 2016 года Григорий Родченков покинул Россию и уехал в США, где в мае 2016 года сделал сенсационное заявление газете The New York Times, что именно он помог России победить в командном зачете Олимпийских игр 2014 года в Сочи, разработав беспрецедентную допинговую схему для достижения победных результатов.»
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 6
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума